Зелень. Трава. Благодать.

— Да, Стивен, — повторяет святой отец. — Он что, все так же продолжает пить, Сесилия?

Фрэнсис Младший шлепает себя ладонью по лбу.

— Да, — отвечает она. — Вчера заявился пьяный и с разбитой головой после какой-то драки.

— А, верно, — говорит святой отец. — Вчера вечером на спортплощадке действительно была драка.

— Вот-вот, — говорит Сесилия. — Наверное, об этом он и пытался нам вчера рассказать.

— Что значит — пытался? — спрашивает святой отец. — То есть как это понимать — пытался?

— Ну, он начал было обо всем рассказывать, — говорит Сесилия, — но…

— …был так пьян, что двух слов связать не мог, — заканчивает за нее Фрэнсис Младший.

— Как ты относишься к тому, что он столько пьет, Фрэн? — спрашивает святой отец.

— Меня это просто в жопу бесит, святой отец, — отвечает Фрэнсис Младший. — Прошу прощения за «жопу».

— Ничего. Я сам матерюсь как сапожник. А даете ли вы ему каким-либо образом понять, что вас это в жопу бесит?

— Да, конечно, — отвечает Фрэнсис Младший, понемногу начиная дергаться.

— И каким же?

— Так и говорю ему все прямо в лицо, святой отец.

— Вы когда-нибудь били его?

— А что, если и так? Он уже взрослый.

— Взрослый? В самом деле? Когда вы говорите ему все прямо в лицо, как реагируют на это остальные домочадцы?

— Пожалуй, все по-разному, — говорит Фрэнсис Младший. — Послушайте, святой отец, парню ведь нужна помощь.

— Знаю.

— Я не из тех, кто отворачивается, когда кто-то близкий нуждается в помощи.

— Это заслуживает уважения, — говорит святой отец. — Ну и как — срабатывает? А как у вас дела с Сесилией?

— Слушайте, святой отец, я, конечно, понимаю, что у вас воротничок и все в этом духе, но не лезьте не в свое дело.

— О’кей, тогда забудем о том, что я спросил про вас с Сесилией, — говорит святой отец, а сам не отрываясь смотрит Фрэнсису Младшему прямо в глаза; тот тоже смотрит ему прямо в глаза, но теперь, когда святой отец заговорил о семье, уже не так уверенно, как раньше. — Давайте вернемся к Стивену. Мне бы очень хотелось помочь и ему, и вам.

— Помочь хотелось, да? Тогда вон он там. Позовите его сюда — и дело с концом, — огрызается Фрэнсис Младший.

— Хорошо, почему бы и нет, — говорит святой отец. — Стивен Тухи. Подойди сюда, сын мой.

Стивен, который стоит все там же, на Ав, оборачивается. И вот что он видит: его окликает священник. Рядом со священником стоит его драгоценный папаша вместе со старшим братом, оба убряхтанные в костюмы, из карманов которых вот-вот полетит моль. Здесь же рядом и мама: одной рукой прикуривает сигарету, другой поднимает с земли его маленькую сестренку. Наконец, здесь же рядом мы с Гарри Карраном, путаемся в наших безразмерных стихарях: я — причесываюсь, Гарри — отжимается на одной руке. Сзади угрожающе нависает громада церкви. В реакции Стивена лично для меня нет ничего удивительного: он разворачивается и переходит на другую сторону Ав под звуки недовольных автомобильных сигналов.

— Отлично, святой отец! Так и надо! — фыркает Фрэнсис Младший.

— Да бросьте вы уже, в конце концов, — говорит святой отец. — Мне нравится ваша семья. Вы все замечательные люди. Но нужно сделать так, чтобы вы перестали наконец между собой собачиться, иначе все это может очень плохо кончиться.

Перейдя через Ав, Стивен направляется в сторону Тэк-парка, но вдруг останавливается как бы в нерешительности. Резко поменяв направление, он теперь идет к дому, причем настолько быстро, что кажется, будто он бежит на два шага впереди своего мешковатого синего костюма, не сводя глаз с поношенных туфель на ногах. Оттуда, где стою я, кажется, что его просто ветром несет.

Хабиб О’Брайен, он же Ливанский Лепрекон[34], ведет студию танцев под названием «Танцуй или умри», что как раз по соседству с «Ювелирным Дивайни». Отцом ему стал коп-ирландец, а в роли матери оказалась школьная учительница родом с Ближнего Востока, — вот откуда такое ржачное дебильное имя. Уж не знаю, где они жили до этого, но уже лет десять, с тех пор как Хабиб открыл здесь свою студию, он ни разу не уезжал из района.

Сам Хабиб живет этажом выше со своей женой Сашей из Восточной Германии, у которой ни намека на сиськи, но зато самые красивые ноги из всех, что я когда-либо видел. По вторникам и четвергам с семи до десяти вечера и по субботам с восьми до часу Хабиб с Сашей учат танцам девчонок, а также всяких двинутых на женитьбе чуваков вроде меня. Все остальное время студия стоит закрытой, а окна их квартиры — открытыми, откуда все время несется Малер, врубленный на полную мощность (для пидорасов ребята играют очень даже ничего), и если прислушаться, то можно разобрать, как на этом фоне супруги выкрикивают имена друг дружки.

Все это в совокупности — крики и орущий оркестр — слышим мы с Гарри, Арчи и Бобби Джеймсом, когда подходим к распахнутому окну их квартиры. Мы явились сюда по моей настоятельной просьбе сразу после мессы, потому что мне нужно еще раз прогнать с начала до конца весь танец перед сегодняшним выступлением. На нас с Гарри все те же стихари, Бобби Джеймс в смокинге, а Арчи в своем костюме с двумя большими поперечными складками, оставленными колесами инвалидного кресла после трюкового прыжка.

— Чем они там занимаются? — спрашивает Арчи.

Саша, ах ты шлюха такая; Хабиб, ты грязный похотливый лысый мужлан, — доносится из окна.

— Что бы там ни было — звучит жестко, — говорит Гарри, вращая торсом.

— Наверное, та же херня, что и у моих родителей вчера, — говорю я. — Ты сам там был и все видел, Арч.

— Да уж, это точно, — соглашается Арчи. — Эти небось тоже дерутся.

— Что бы они там ни делали — со стороны звучит прикольно, — говорит Бобби.

— Не сказал бы — мне даже как-то не по себе.

— Генри, что думаешь — как нам привлечь их внимание? — спрашивает Бобби. — Тут закрыто.

— Дай-ка мне жвачку, — в ответ прошу его я.

Он вынимает изо рта здоровый ком жвачки и протягивает его мне.

— Да не жеваную, осел, — говорю я.

— А, — говорит он. — Другой, извини, нету.

— Послушай, сейчас нет времени, — настаиваю я. — Дай мне штук пять-шесть.

Он лезет в карман и достает оттуда целую кучу.

— Сказал же, что у меня почти не осталось.

Я беру у него из горсти несколько штук, поднимаю голову и мысленно прикидываю расстояние до окна, откуда по-прежнему на всю улицу орет Малер и слышно, как Саша громко кричит Давай, давай, еще, а Хабиб кричит ей в ответ На, на, на, получай. Я закидываю жвачку прямо к ним в окно, но безрезультатно: Саша обзывает Хабиба кобелем, тот начинает на нее лаять. Я швыряю в окно подряд еще две — опять никакого эффекта, только теперь Хабиб кричит Саше, что она плохая девочка и что ее нужно наказать, а она, как ни странно, ему не перечит, а только стонет в ответ Накажи меня, прошу.

— Что за херня, — с досадой говорю я.

— Ты неправильно кидаешь, Генри, так до них фиг достучишься. Отойди подальше и пульни всю горсть сразу, — советует Джеймси.