туда отправляться не следует.
По голосу хозяина Александр Иванович определил, что тот не молод. Иван Максимович провел его в другую комнату, коротко сказал:
— Здесь и отдыхайте. Спокойной ночи.
К удивлению Александра Ивановича, следующей ночью в домике Ивана Максимовича появились Володька-чернобровый и Федька. Привела их та же Римма Жуковская.
— Вот здесь разговаривайте сколько угодно, — сердито сказала она Володьке.
Александр Иванович с укором посмотрел на Володьку. Тот стал оправдываться:
— Ну что вы, Александр Иванович, сверлите мою душу взглядом? Молчал как рыба всю дорогу.
— Не балабонь! Знать надо, где можно, а где нельзя, — оборвал его Александр Иванович.
— Пусть молодые отдохнут. Скоро и двинемся, — сказал Иван Максимович, пошептавшись о чем-то с Риммой.
Она всем вручила справки о том, что они лечились в больнице Красного Креста и врачебной комиссией признаны негодными к военной службе и физическому труду.
Иван Максимович вынес три заплечных мешка. Володька пощупал их.
— Хорошо наполнены, и материал вроде военный.
— Только цвет другой, — отозвался Иван Максимович.
«Обо всем подумали, все предусмотрели», — мысленно отметил Александр Иванович.
…Шли цепочкой. Вел Иван Максимович, замыкал Александр Иванович. Шли настороженно, чутко прислушиваясь. Поднимались на возвышенности и спускались с них, пробирались через каменную осыпь, пересекали пересохшие русла ручьев. Двигались хоть и не быстро, но без остановок. С непривычки все трое устали и мечтали об отдыхе. Иван Максимович шел молча, он даже не оглядывался на спутников.
Наконец остановились. Володька сразу же сел на дорогу, удобно привалившись мешком к большому камню. Федька стоял, тяжело дыша. Запыхался и рыжеусый.
— Здесь мы расстанемся. Я затемно должен быть дома. — Иван Максимович говорил тихо и свободно, как будто путь ни капельки не утомил его. — Вы на тропе. Не сбивайтесь с нее, она минует населенные пункты, ведет на летние пастбища. По ней теперь редко кто ходит, но все равно смотреть надо в оба. Днем отдыхайте в лесу. Костров не разводить, с людьми лучше не встречаться. На летних пастбищах встретите партизанских связных. Все ли ясно?
— Вроде все, Иван Максимович, — ответил Александр Иванович.
— Ну, тогда — счастливого вам пути и радостной встречи с нашими. Часа два вам надо еще двигаться, а там выберите место для дневки.
Иван Максимович обнял рыжеусого и скоро исчез из виду, будто растворился в темноте.
Шли теперь медленнее. После крутых подъемов останавливались отдохнуть. Когда начало светать, были уже в лесу. Выбрали укромное место для дневного отдыха.
— Отец-командир, назначайте часовых! — обратился Володька к рыжеусому.
— Какой я командир? — отозвался Александр Иванович.
— Если нас трое — должен быть старшой. Вы им и будете, как самый мудрый. И опять же — усы.
— А усы при чем? — спросил Федька.
— Да ты, Феденька, оказывается, отсталый и темный человек. Пруткова какого-то знаешь, а не обратил внимания, что все выдающиеся командиры — с усами: и Чапаев, и Щорс, и Фрунзе, и Буденный. У Александра Ивановича они, правда, жидковаты, против Семена Михайловича Буденного усов не выдюжат, но все же…
— Ладно, ладно, тебя не переговоришь! — остановил Володьку Александр Иванович. — Ложитесь спать. На смену тебя, Володь, разбужу.
Под вечер дежурил Федька. Чернобровый пошутил немного, потом растянулся на земле, подсунул под голову ватник и скоро уснул. Александр Иванович давно спал, посапывая носом. Федька зевал. Ему очень хотелось пить, но воды не было. В лесу было душно и жарко. Горный ветерок не пробирался сюда. Федька решил посмотреть, нет ли где поблизости горного родничка. Он снял сапоги, почувствовал приятное облегчение и неслышным шагом пошел в сторону. Прошел метров сто и настороженно остановился: вблизи послышались голоса. Сперва он подумал было, что это говорят его проснувшиеся друзья, обеспокоенные отсутствием часового. Но звуки шли навстречу Федьке. Он притаился за кустом. Голоса приблизились, стали различаться отдельные слова, а скоро Федька слышал весь разговор.
— Здесь можно, пожалуй, остановиться. Переспим до вечера, а уж потом — чтобы мышь незамеченной не проскочила.
Второй голос, принадлежавший определенно нерусскому, подтвердил:
— Да, да, мишь…
— Они, сволочи, позднее выходят, ночью прикрываются.
— Да, да партизан… ночью…
Федька слушал затаив дыхание.
Незнакомцы начали есть, громко чавкая, что-то пили, обсуждали какую-то историю, случившуюся с Махмудом: какой-то Курицын дал ему по морде и посадил на губу.
У Федьки затекли ноги, пока за кустами улеглись и затихли. Федька прислушался еще и, решив, что там уснули, изменил положение, сел, дав отдых ногам. Он еще не меньше часа выжидал, пока из-за кустов не послышался храп.
Осторожно, высматривая, куда поставить ноги, чтобы не хрустнула веточка, не стукнул камень, согнувшись до земли, Федька пошел к своим товарищам. Они все еще спали, разметавшись на земле.
Федька подошел к Александру Ивановичу, встал на колени, примерился и, зажав ему рот, навалился. Тот обеспокоенно взметнулся, но Федька притиснул его к земле и зашептал в ухо:
— Спокойно, Александр Иванович, не шуми. Это я, Федька… Только тихо.
Александр Иванович затих. Федька освободил ему рот, Александр Иванович сразу же сел.
— Двое… с оружием, — зашептал Федька. — Не партизаны, нет. Скорее полицаи. Спят, может, оба, может, один… Совсем, совсем близко.
Александр Иванович также шепотом:
— Опыт имеешь, буди Володьку. Хорошо бы оружие раздобыть, да и предателям капут сделать. Буди.
Володьку разбудили тоже без шума. Сдвинув головы, выслушали Александра Ивановича.
— Пойдем босиком, как Федька, чтобы подкрасться, не спугнуть. Ведет Федька, потом он заходит с другой стороны. Нападаем мы — Володька и я, Федька спешит на подмогу. Если спят — тихо взять оружие и командовать подъем. Ясно?
Все удалось как нельзя лучше. Те двое спали беспечно. Один, постарше, лежал на спине с открытым ртом и громко храпел. Второй, совсем молодой, спал на боку, скрючившись. Винтовка и автомат лежали на одном вещмешке. Александр Иванович схватил их, а спавшие и не шелохнулись. Передав винтовку Володьке, навел автомат на спящих и негромко сказал:
— Встать, руки вверх!
Молодой вскочил, пугливо осматриваясь. Потом молча поднял руки вверх. Пожилой что-то пробормотал, повернулся на бок, продолжая спать. Федька подошел к молодому, обшарил его карманы. Вытащил перочинный нож, зажигалку, грязный платок и нарукавную повязку «Полиция».
Володька пнул пожилого в бок.
Тот вскочил, недоумевая уставился на автомат, перевел взгляд с оружия на Александра Ивановича и тяжело вздохнул. В карманах пожилого нашли удостоверение личности: «Некрасов Павел Павлович, старший полицейский…»
После обыска обоих усадили на землю, предложили рассказать, зачем здесь, с каким заданием.
— Все как на духу, милые, скажу, все… — бабьим причитающим голосом зачастил Некрасов.
— Не июнь, шкура! — оборвал его Володька. — Рассказывай!
— Приказали партизан выслеживать, кто от них в город ходит, каким путем в город идут или из города навстречу им, где встречаются.
— Тебе, сволочь, задание дали, а ты дрыхнешь. За шерстью пошел, а мы тебя самого остригли. — Володька сплюнул от негодования.
