хирургам спасти? Какими будут эти мальчишки, которых тогда без удержу угощали клубникой да сливами?..
Где ты, маленький?!
Увидел я Бабкина в Доме литераторов в субботу. Пробираясь между столиками в верхнем буфете, он еще издали разводил руками, и я уже подумал было, хочет сказать- наконец, что ничего у нас не выходит, однако лицо у него было радостное, а в голосе послышался обращенный ко мне дружеский укор:
— Где ты можешь — с утра до вечера?..
Он уже подошел совсем близко, взявши меня за локоть, наклонился, и хоть я ненавидел эту манеру, целоваться на каждом шагу, тоже ткнулся губами ему в щеку.
— Звоню сегодня, звоню!
Я стал говорить обычное, что целый день, мол, в бегах, он взял меня теперь за другой локоть, молча повел впереди себя в дальний угол. Там за столиком сидели тесной компанией пять или шесть мужчин, среди которых я узнал нескольких завсегдатаев.
— Не дадут соврать, мы о тебе только что говорили, — пододвинул Феликс свободный стул. — Вот местечко. Кого не знаешь, познакомишься потом, пока я буду ходить за коньяком. Но сначала вот тебе листок, пиши свой подробный адрес... Или тебе лучше водки, вкусы у нас с тобой как у настоящих гусар, а?
Он еще раз дружески сжал мне плечо и пошел к стойке, а я достал наконец из портфеля ручку и положил ее на осьмушку мелованной бумаги, которую Феликс только что вынул из записной книжки.
— Займитесь сперва делом — пишите! — кивнул мне сидевший напротив неопределенного возраста человек в хемингуэевском свитере и с такой же, как у знаменитого американца, бородой.
— Кончились ваши мытарства.
Я посмотрел на этого, на второго, — русоволосый, со светлым лицом и серыми, с голубизною глазами, он был очень похож на одного моего жившего в Улан-Удэ старого товарища — потомка пришедших когда-то в Забайкалье староверов из «семейских».
— Вы, наверно, еще не знаете — завтра Феликс заезжает за вами...
И я посмотрел на третьего.
Все дружеские, все такие открытые лица видавших виды ребят, с которыми не пропадешь... И обращаются эти ребята ко мне так, словно все вместе они здесь долго сидели и лишь о том и толковали, как мне помочь, когда, и вот, наконец, совершенно твердо решили: завтра!
Когда Феликс вернулся, я уже все знал, осталось только убедить его ехать в питомник не на его автомобиле, а на машине моего старого друга, всегда меня выручавшего; он прекрасный водитель, да и «Волга» у него не такая, как у Феликса, новая, — если собака где и царапнет, мало ли...
— О чем ты говоришь?!
Лицо у Феликса сделалось на миг такое грустное, что я вдруг устыдился своей мелочности. Он, видно, понял это и чуть-чуть помолчал.
— Поедем на моей, — сказал твердо. — Так надо.
И приподнял рюмку.
Вернулся я домой поздновато, и жена стала было ворчать, но стоило мне заявить, что завтра мы отправляем наконец Квету в питомник, как она тут же переменила тон.
— Позвонил бы! — упрекнула почти виновато. — Я бы велела Жоре искупать ее, ты ведь видел, грязь на дворе... Тем более повезете в чужой машине.
А я все еще настолько плотно был окружен атмосферой дружеского общения, этим кислородом братства, которым вволю мне посчастливилось подышать вечером, что я если не сурово, то во всяком случае очень строго спросил ее:
— Почему это, любопытно, — чужая?!
С утра я сел со свежим номером журнала у телефона, стал ждать. Отложившая все заботы жена приоделась и с вязаньем устроилась неподалеку. Жора хорошенько расчесал Квету и в который раз сложил в полевую сумку ее пожитки.
Разговаривали о том, стоит или не стоит вместе с нами ехать в питомник и ему. Нет, решали, пожалуй, не стоит... Пусть уж собака думает, что единственный из всех нас злодей — это я. А Жора потом приедет, чтобы забрать ее. И Квета привяжется к нему еще больше.
Бабкин не звонил.
Может, около гаража сломался автомат?.. Может, висит без трубки? И Феликс подумал, что дольше будет искать телефон, решил подъехать так, без звонка.
Я стал выскакивать на балкон, глядеть вниз, искать глазами белую «Волгу».
Жена с каждым разом все заметней поеживалась.
Сыну позвонили мальчики из его класса, позвали в кино на две серии. Он сперва отказался, потом мы уговорили его, и Жора торопливо собрался, присел перед собакой: «Давай с тобой попрощаемся — а ну-ка, дай лапу!..»
— Ладно, ладно, — сказала жена, — ты еще успеешь вернуться.
Я промолчал. Только вдруг подумал про себя: а бывают ли серебряные самовары — у кого бы спросить?..
Квета проводила Жору до двери, потом вернулась, грохнулась около дивана, вытянула морду между перед ними лапами, закрыла глаза и почти тут же длинно всхрапнула...
Жена посмотрела на меня и непонятно усмехнулась.
Сын и в самом деле успел прийти из кино, а белой «Волги» под балконом все не было. Мне вдруг стало как никогда в жизни обидно. Так, наверно, и бывает в тот миг, когда человек, переживший что пострашней, готов потом застрелиться из-за того, что на ботинке у него лопнул шнурок.
Жена отложила вязанье и встала, чтобы надеть кофту.
— И долго мы так будем сидеть? — спросила потом не то чтобы насмешливо, спросила с какой-то совершенно уничтожающей ноткой.
Она всегда была добрый человек, с характером справедливым и спокойным, но в последнее время — я это замечал уже не впервой — в нее, случалось, словно вселялся неукротимый бес, который приплясывает обычно под чутким ухом нашего брата, и тогда ее начинало нести по всем правилам, как опытного какого- нибудь клейменого прощелыгу из ЦДЛ, — а то она за столько лет рядом со мною, бедная, не наслушалась!
— Одно мне непонятно: собака в глаза твоего Бабкина не видела, но совершенно точно знает, что он врет как сивый мерин. Никуда она с ним и не собиралась, посмотри, какая спокойная!.. Дрыхнет себе, и все дела. А ты?! Ты нам уши прожужжал с этим твоим Бабкиным, а так ничего и не понял, — кто из вас, интересно, больше психолог: ты или Квета?..
Она, конечно, понимала, жена, что я не стану больше откладывать свою поездку на Кубань, но и появиться в станице с этой громадною черной собакой тоже не появлюсь; понимала, что с Кветой скорее всего совсем рано утром, чтобы ни одна живая душа не видела, или совсем поздно вечером придется, если мы не предатели, выходить на улицу ей...
— А возьми другие дела, го-осподи! — нараспев говорила она, как плакала. — То он бросает все на свете, думает, что в самом деле поставят его пьесы, — да кому они только нужны!.. То он хочет в Сибирь, верит, что в самом деле найдутся дураки, которые подпишут-таки договор на эту книжку, — на что она сдалась тут, эта твоя Сибирь с твоею книжкою вместе!.. Кормить такую собаку! Да ты бы хоть как-то приспособился с ней советоваться — где что у тебя и правда возьмут, а где только пообещают, да тут же забудут. Один Миша Беликов, бедный, с ним возится, потому что сам — недотепа!.. А еще туда же, го- осподи! Держали бы лучше поросят — больше пользы!
Ушла она наверняка затем, чтобы вытереть слезы.
А во мне перестала разом звенящую высоту набирать душа, непонятно отчего задышал спокойней. Бросил на пол журнал и отключил телефон. Сполз в кресла пониже, положил одна на другую, вытянул ноги.
А ведь и верно, подумал, усмехнувшись: это надо быть совсем идиотом, чтобы иметь такую собаку и позволять себя на каждом шагу обманывать!.. Вот оно что, эге! — темнят, конечно, опытные собачники, когда не говорят, что с помощью своих ротвейлеров или русских гончих на самом-то деле спокойненько
