Михайлыч... На расчет!
— Николай Федотыч, это куда?
— Есть одна работа... Зовут. Тута, в деревне...
Вокруг Николы и Бурсакова стали собираться наши.
— И что же это за работа? — вежливо и как будто чуть удивленно расспрашивал начальник.
— Шпионов ловить мы будем, понятно, — диверсантов. — Никола прикрыл глаза и помотал головой. — Тута их!..
— Как грибов?
— Почем я знаю, сколько тута грибов?
— Коля, возьми меня, пала, всех переловим! — дурным голосом закричал Юрка.
— Не подойдет ваша кандидатура, Нехорошев, — серьезно рассудил Бурсаков. — Их ведь надо живыми брать...
— Три тыщи дают за одного, три тыщи! — словно заторопился Никола. — Вот ихний председатель сельсоветский поймал, ему и дали... А он без руки. «Чего, — думаю, — а я не смогу?» Он говорит: «Пойдем, Никола, право дело, пойдем!..»
Его стали подначивать:
— А как же подъемные, Никола?
— Ничего, мы подождем, — серьезно пообещал Бурсаков. — Когда первого поймает — отдаст.
— А еще народ нужен?
— А полевые идут?
— А северные?
— Еще б не шли — это ведь не так себе, государственное дело.
— Можно узнать, — успокаивал Никола, — можно узнать.
— Что ж, Николай Федотыч, рад за вас, поздравляю — хорошо устроились! — сочувствовал Бурсаков, и в голосе его слышалась неподдельная зависть. — Заявление сейчас напишете?.. Или завтра? Пожалуй, лучше завтра... А то и писать его не придется — я вот ночью подумаю: может быть, свернем пока эту нашу лавочку, с афиметрами, и всем отрядом — за шпионами!..
— А что, а что? — соглашался Никола. — Пока шефа нет, пока шефа... А потом он приедет, а мы ему вот: тоже, мол, даром время не теряли, тоже не теряли!
— Три тыщи как-никак, я подумаю, — обещал Бурсаков, и лицо его оставалось непроницаемым.
Мы покатывались со смеху.
2
Я и тогда не знал всех подробностей, теперь тем более не берусь объяснять, что же в точности произошло, но в ту пору рассказывали, будто председатель сельского Совета той деревеньки, где мы только что остановились, и в самом деле поймал шпиона, и ему, и правда, выдали три тысячи рублей вознаграждения.
А тут прошел слух, что был шпион этот не один, пятерых парашютистов сбросили, и тогда все в деревне кинулись ловить остальных.
Когда еще будет картошка?.. Да и какой выпадет год? А диверсанта сдал — и на руки чистыми, без всяких тебе вычетов...
Мы приступили к работе.
В районе предполагаемого месторождения железной руды разбросили петлю из кабеля длиною в несколько километров. В нее идет ток от нашей передвижки. За петлей и внутри ее — профили.
И по ним идем мы, лаборанты, со своими мудреными приборами — афиметрами, которые испытываем уже третий сезон подряд.
Пришел ты на очередной пикет, установил треногу с черным ящиком, повесил рамку — металлическую трубку с кольцами из проводов по краям, надел наушники...
В наушниках то исчезает, то появляется писк, и ты вращаешь верньеры, и в пикетажку записываешь показания: амплитуда и фаза, амплитуда и фаза... Цифры увеличиваются ровно, и вдруг — резкий выброс, и это оно — рудное тело, его-то тебе и нужно, — значит, прибор работает, значит, скоро можно будет искать с его помощью железо так же, как саперы ищут мины, ведь научный шеф экспедиции Андрей Феофаныч Волостнов — один из конструкторов миноискателя...
И вдруг:
— Руки вверьх!
В первый раз я здорово испугался, даже боль какую-то почувствовал — словно тебя не очень сильно, да зато ловко ударили по спине.
Гляжу краем глаза: высокий старик с берданкой, прищурился, в меня целит, и седая борода топорщится на прикладе... Парень с курковкой у живота... Потом кто-то, совсем молоденький, с дубинкой в руках, и на плече у него моток веревки.
Руки хочу поднять, а они не поднимаются, будто и не мои это руки, особенно правая, так и падает вниз, подрагивает, а сзади торопливо:
— Ишь, ишь, к карману, гад... Проверь, Митька, что у его в том кармане.
— Даст ешо!..
— Эй, ты, понимаешь по-русски? Ферштей?.. А ну, выворачивай карманы!..
Тут я из себя выдавил:
— Т-товарищи...
А за спиной удивились:
— Ишь, как чешет!..
— Их там будь здоров насобачивают!..
— А морда все равно не наша...
Только тут до меня стало доходить.
— Извините, товарищи, вы, наверно...
— Ишь ты, нашел товарищей! — прикрикнул старик и повел ружьем на прибор. — Собирай свою оборудованию — и за нами... Ферштей?..
Кое-как разобрал я рамку, взвалил афиметр на плечо и медленно пошел в деревню впереди конвоя...
В деревне скатилась с пригорка и бросилась нам под ноги резвая стайка пацанов, кто-то крикнул радостно и тоненько:
— Еще одного ведут!..
— Ишь ты, оказывается, уже не перьвый, — с сожалением сказали за моей спиной.
Первым оказался лаборант Женька Ялунин.
У сельсоветовского крыльца стоял «газик» Бурсакова — это Женька попросил вызвать нашего начальника, чтобы тот подтвердил, что Ялунин свой.
Они уже, видно, отсмеялись на Женькин счет, принялись теперь за меня.
— Нет, кому верить? — говорил Бурсаков, поглядывая на меня как на человека, с которым он недавно был еще хорошо знаком, но которого теперь необходимо вырвать из сердца. — Вроде бы скромный парень... С пролетарской биографией — свой в доску... Из старших рабочих в лаборанты его перевел — пусть, думаю, немножко подзаработает. А его, оказывается, рубли давно уже не устраивают — ему подавай доллары... Или фунты стерлингов?..
— Он иенами брал! — вторил ему Ялунин. — Он — японский!
— А как, интересно, вашему брату платят? С выработки? Или прогрессивка идет?
— А ловко он втерся в доверие к шефу, а?
— Да-а! — подхватил начальник. — Теперь ясно, почему в прошлом году у нас не ладилось... Потихоньку портил приборы, показания путал... Мы-то думали, что шеф из ума выжил, — оказывается, все гораздо сложней...
