Этот звук отражался от домов ржавой пилой по стеклу, приближался, постанывал, кашлял, замирал на миг и снова бил… На этот раз водитель спорткара решил не дожидаться трех часов ночи. Кирилл был уверен, что это тот самый спорткар.
Одинокая фигура на перекрестке, кажется, стала тоньше и выше, Кирилл все тянулся, все загадывал — для всех, даром, и чтобы никто не ушел обиженный…
Переулок в три дома, выпрыгнувшая из-за угла низкая широкая машина не успела затормозить. Чтобы совершить чудо, Кириллу не хватило мгновения. Он успел удивиться — это был первый «Лотус», который он видел в Питере. Он умер в момент удара.
Спорткар остановился метрах в десяти, черные полосы тянулись по асфальту двумя траурными полосами. Водитель, парень лет двадцати пяти, невысокий, сухой, в приталенном кургузом пиджачке, наклонился над Кириллом. Они были даже чем-то похожи — мертвый и живой, даже кроссовки одного бренда. Водитель случайно шагнул на то самое место. Он почувствовал, он все понял, хотя, скажи ему кто- то о магии места, он бы даже не рассмеялся. Водитель спрятал мобильный телефон и сосредоточился. До того, как через перекресток проедет троллейбус, оставалось еще минут пять. Он успеет.
Тридцать пять градусов по Цельсию
Слишком жарко. С точки зрения проекта, это была даже не ошибка — погрешность. Температура в жилом блоке держалась на железобетонных тридцати пяти. Не смертельно. Половина человечества живет примерно так же, но у них есть ночь. У некоторых особенно везучих — сезон дождей. У везучих и богатых — кондиционеры. Тридцать пять. Условным днем и условной ночью, без шансов на хотя бы тридцать четыре с половиной.
Ляля все сделала первой. Её не остановили десятки камер и датчиков, она не думала о спецах, которые будут изучать эти записи годами. Ей было жарко уже два месяца. Она решила, что это слишком.
Когда она вышла из санблока лысая и голая, Кирилл не почувствовал ничего, кроме зависти. Через двадцать минут он был таким же безволосым и обнаженным. Так было легче. Зависть осталась. Так двигаться он не будет никогда, и никто не будет смотреть на него таким взглядом. А иначе на Лялю, идеально сложенную еще не так давно брюнетку, было смотреть невозможно.
У них был холодильник. И очередь. Сегодня был её день налить очередную порцию воды и ровно через шесть минут высыпать кубики льда в раскаленные стаканы. Шел третий месяц полета, два голых человека не чувствовали ничего, кроме жары, в которой, кажется, сварилось и умерло само время.
В начале полета казалось, что эти два с лишним года — счастливый лотерейный билет. Свадебный круиз, так и не состоявшийся за три года их супружества.
Круиз, в котором Кирилл полюбил считать. Каждый день добавлял к их счету сумму, ради которой можно было бы вытерпеть и кое-что похуже тридцати пяти градусов.
Гамма Змея — чуть больше тридцати шести световых лет. Двигатель Ковальского и две подопытные зверушки Кирилл и Ляля. Они не должны были делать ничего. Просто жить год туда, полгода там и год обратно. Остальное было за автоматами, за которыми не нужно было присматривать, они присматривали за парой разнополых представителей вида человека разумного.
Раз в неделю они должны были заниматься сексом. Это было прописано в контракте. Тридцать пять градусов. С точки зрения обнаружения обитаемой планеты в системе Гаммы Змеи градусы не имели никакого значения. Было каждый раз все труднее получать бонус за элементарные возвратно-поступательные движения.
Ляля не умела двигаться иначе, она шла к холодильнику так, как могли только мечтать профессиональные покорительницы сердец на всех многокилометровых путешествиях с подиумом и без.
Может быть, ему это казалось, несмотря на плюс тридцать пять, несмотря на график обязательной близости, Кирилл все еще был влюблен…
Ляля как раз протянула руку, чтобы открыть дверцу холодильника, когда стенка жилого отсека вспучилась жадным ртом. Автоматика среагировала мгновенно. Переборки опустились, отсекая поврежденный сегмент.
Кто-то талантливый решил, что переборки должны быть прозрачными, и Кирилл видел. Перепад давления в одну атмосферу — это немного. Падение температуры в вакууме происходит очень долго. Если бы не переборки, она бы спаслась. Через пятнадцать секунд она умерла. От удушья. В вакууме легкие очищаются быстро. Чуткие приборы зафиксировали каждое мгновение.
Оставшиеся два с лишним года Кирилл провел один. На следующий день после метеоритной атаки он залатал дыру размером с теннисный мяч. Остальное сделала вездесущая автоматика. Холодильник уцелел. Единственной потерей стал подопытный женского пола по имени Ляля. Останки Кирилл переложил в скафандр и поместил в негерметичный отсек. Иногда ему казалось, что все еще поправимо. Надо будет только медленно разморозить тело любимой. Иногда он проклинал ученых, которые изобрели двигатель Ковальского и не смогли сделать стенки корабля достаточно прочными.
У Кирилла выработалась особая походка и чутье. Теперь единственным его спутником остался кот, и выхода не было, оба приспособились. Кирилл ходил особенно — почти не отрывая ног от пола, чтобы не наступить в темноте, но при свете переставлял ноги все так же. Кот мурчал в разных тональностях, чтобы Кирилл точно знал, когда он хочет есть, а когда ему просто одиноко.
Тот факт, что корабль достиг Гаммы Змея, прошел мимо Кирилла и мимо кота. Искусственная гравитация справилась с ускорением и торможением, зонды сделали свое дело, и корабль отправился в обратный путь. Кот все так же ел и пил. Кирилл все так же угадывал его простые желания.
Кирилл никогда не называл кота своим. Кот был явно сам по себе, и тот факт, что без человека он бы просто умер от голода, почему-то не значило ничего. Кот был единственным объектом корабля, которого обслуживал человек. На корабле даже не было корма для четвероногого члена команды. Кирилл несколько раз отправлял рапорты на Землю, но, так и не дождавшись вразумительного ответа, продолжал кормить его мясом из собственного рациона, еды на корабле было более чем достаточно для двух людей и с лихвой для одного человека и кота.
Ежедневный ритуал: покормить, напоить, убрать. Иногда кот целый день мог просидеть на верхней полке этажерки — под самым потолком отсека. Кирилл специально убрал оттуда всякую ненужную мелочовку, чтобы не вздрагивать каждый раз, когда кот свалит оттуда что-нибудь бьющееся.
Иногда, всегда непредсказуемо, кот приходил, просто чтобы пообщаться. Это могло быть днем, могло быть ночью, Кирилл не отказывал ему никогда. Только сегодня кот пришел к нему не из-за этого. Он рычал, но как-то совершенно безобидно, не в лад.
В эту ночь Кирилл так и не заснул. Кота трясло в лихорадке, он с трудом рвал, с таким звуком, будто вот-вот выплюнет собственные кишки. Под утро он уснул.
Дежурный в ЦУПе в котах не разбирался совершенно и, вместо того чтобы привести кого-то знающего, живо интересовался самочувствием Кирилла. Чувствовал Кирилл себя плохо и впервые прервал сеанс связи до срока. Кот лежал, подрагивая лапами отдельно, животом отдельно, с совершенно неподвижной головой, и Кириллу стало страшно, что сделать он не может совершенно ничего. Еще хуже было от того, что единственной причиной болезни, которая приходила ему в голову, было отравление. И отравить кота мог только он сам.
Кирилл пролежал рядом с котом всю ночь и утром даже немного удивился, что тот все еще жив. Уже даже не пытаясь придумать чего-то особенного кошачьего, приготовил бульон и по капле влил в больного. Три дня кот принимал только бульон и практически не двигался, если не считать движением судороги. Еще кот плакал. И было невозможно поверить, что это просто физиологический процесс. Коту было плохо.
На четвертый день кот встал на ноги и проковылял к тарелке, где, по его мнению, должна была находиться еда. Кирилл проковылял следом, и еда появилась.
В их отношениях не изменилось ничего. Кирилл так и не узнал, что свалило кота, но это было и
