Однако он нисколько не приблизился к разгадке тайны. Письмо, в целом, успокоило Фридолина — впрочем, он едва ли мог сформулировать почему. В особенности, он был уверен в том, что женщина, о судьбе которой он беспокоился, все еще жива, и у него есть все шансы найти ее, если будет действовать обдуманно и осторожно.
Когда Фридолин, несколько уставший, но в приподнятом настроении, которое он, правда, сразу же расценил как обманчивое, пришел домой, Альбертина и дочка уже поели, но составили ему компанию, пока он обедал.
Альбертина сидела напротив него, и это та женщина, которая сегодня ночью спокойно отправила его на крест, образцовая жена и мать с ангельским взглядом, и Фридолин, к своему удивлению, не почувствовал ни малейшей ненависти по отношению к ней. Он поел с аппетитом и, пребывая во взволнованном, но радостном настроении, по обыкновению живо стал рассказывать о том, как прошел день в клинике, в особенности, о разных профессиональных врачебных вопросах, о которых он всегда старался подробно говорить Альбертине. Он сказал, что вопрос с назначением Хюгельманна практически решен и упомянул о своем решении снова энергично взяться за научную работу. Альбертина знала это его настроение и знала также, что обычно оно не длится слишком долго. Заметив улыбку жены, Фридолин начал горячиться, Альбертина же в ответ ласково погладила его по голове. По его телу пробежала легкая дрожь, и он повернулся к ребенку, чтобы избежать болезненных для него прикосновений. Фридолин взял девочку на колени, собираясь поиграть с ней, но в этот момент зашла горничная и сообщила, что его ждут пациенты. Фридолин с облегчением поднялся, заметив мимоходом, что в столь чудесный теплый и солнечный вечер Альбертине с ребенком не мешало бы прогуляться, и удалился в кабинет.
В течение следующих двух часов доктор принял шесть старых пациентов и пять новых. В каждом случае он был полностью погружен в дело: осматривал пациентов, делал записи, выписывал рецепты и был рад, что после двух почти бессонных ночей чувствует себя столь бодрым и сосредоточенным.
После приема он, по обыкновению, заглянул к жене и ребенку и, не без удовольствия, обнаружил, что Альбертина отправилась к своей матери, а дочка занимается с гувернанткой французским. И лишь когда Фридолин вышел на улицу, ему пришло в голову, что весь этот порядок, вся размеренность, создающая ощущение уверенности, все, на чем строится его существование — лишь иллюзия и обман.
Несмотря на то, что Фридолин отменил вечерний обход, его непреодолимо потянуло в клинику. Там было два случая, особенно интересных с научной точки зрения, и некоторое время доктор подробно изучал их. Затем он посетил пару пациентов в городе. Было семь часов вечера, когда он оказался перед старым домом на Шрейфогелгассе. Только теперь, когда его взгляд упал на окно Марианны, ее образ, уже успевший поблекнуть, снова с удивительной живостью возник перед ним.
Фридолин был абсолютно уверен, что именно здесь, не прилагая чрезмерных усилий, сможет начать свою месть. Здесь для него не будет никаких трудностей, никаких опасностей. И то, что других, быть может, отпугнуло бы — предательство по отношению к жениху — делало для него ситуацию еще более привлекательной. Да, предавать, лгать, обманывать, разыгрывать комедии и тут, и там — перед Марианной, перед Альбертиной, перед совершенным доктором Родигером, перед всем миром. Вести двойную жизнь: высокопрофессиональный, надежный, подающий большие надежды врач, добропорядочный отец и супруг, и одновременно — развратник, соблазнитель, циник, играющий с людьми, мужчинами и женщинами, как ему вздумается. Это показалось ему единственно стоящим; ценность состояла в том, чтобы потом раскрыть все Альбертине, пребывающей в иллюзиях относительно прочности их спокойного семейного счастья. С холодной улыбкой открыть ей все свои грехи, отомстить за все постыдное и горькое, что она проделывала в своих снах.
Войдя в дом, Фридолин столкнулся с доктором Родигером, который простодушно и сердечно протянул ему руку.
— Как себя чувствует фроляйн Марианна? — спросил Фридолин. — Она успокоилась?
Доктор Родигер пожал плечами.
— Марианна уже давно была готова к смерти отца, господин доктор. Лишь сегодня, когда забирали тело…
— Ах, его уже забрали?
Доктор Родигер кивнул.
— Завтра в три часа состоится погребение…
Фридолин посмотрел перед собой.
— А родственники все еще с фроляйн Марианной?
— Уже нет, — ответил доктор Родигер, — сейчас она одна. Марианна, наверняка, будет очень рада еще раз повидаться с вами, доктор. Завтра мы с моей матерью отправим ее в Медлинг.
Заметив вежливо-вопросительный взгляд Фридолина, Родигер добавил:
— У моих родителей там небольшой домик. До свидания, господин доктор. Мне еще о многом надо позаботиться перед отъездом. При таких обстоятельствах всегда много хлопот. Я надеюсь, мы еще встретимся.
Фридолин некоторое время колебался, затем начал медленно подниматься по лестнице. Он позвонил, Марианна сама открыла ему дверь.
— Вы заставили себя ждать, — сказала она с легкой улыбкой.
— Простите, фроляйн Марианна, у меня сегодня был очень напряженный день.
Они прошли в комнату покойного, где сейчас стояла пустая кровать, а затем в соседнюю комнату, где вчера Фридолин выписывал свидетельство о смерти, сидя под картиной с офицером в белой форме. На столе все еще горела маленькая лампа, поэтому в комнате царил полумрак. Марианна жестом пригласила Фридолина присесть на черный кожаный диван, а сама села за стол напротив.
— Только что внизу я встретил доктора Родигера. Насколько я понимаю, завтра вы уезжаете из города?
Марианна посмотрела на него, словно удивившись холодному тону, которым был задан вопрос, плечи ее поникли, а Фридолин еще более жестким голосом продолжил:
— Думаю, вам это пойдет на пользу, — и он принялся рассуждать о том, как благотворно скажутся на ее здоровье свежий воздух и новая обстановка.
Марианна сидела неподвижно, по ее щекам текли слезы. Фридолин смотрел на нее без тени сочувствия, скорее с нетерпением и, представив, что она в следующую минуту может оказаться у его ног и повторить свое вчерашнее признание, испытал страх. И, так как девушка продолжала молчать, он резко поднялся с дивана. — Мне очень жаль, фроляйн Марианна… — Фридолин посмотрел на часы.
Она подняла голову и посмотрела на доктора. Слезы продолжали струиться по ее щекам. Фридолин с радостью поддержал бы ее добрым словом, но в тот момент почувствовал себя не в состоянии сделать это.
— Вы, наверняка, пробудете за городом несколько дней, — начал Фридолин натянуто. — Я надеюсь, вы дадите о себе знать… Доктор Родигер сказал мне, вскоре состоится свадьба. Позвольте мне уже сегодня поздравить вас и пожелать счастья.
Она продолжала сидеть неподвижно, словно не слышала его слов. Фридолин протянул Марманне руку, которую она не взяла, и с оттенком упрека сказал:
— Я очень надеюсь, что вы напишете о своем самочувствии. До свидания, фроляйн Марианна.
Девушка продолжала сидеть, словно окаменела. Фридолин направился к выходу. Около двери доктор немного помедлил, давая ей последний шанс окликнуть его. Но Марианна, казалось, даже не смотрела в его сторону, и он закрыл за собой дверь. Уже на улице Фридолин испытал нечто вроде раскаяния. В какой-то момент он был близок к тому, чтобы вернуться, но это выглядело бы просто нелепо.
Ну, что теперь? Домой? Куда же еще! Сегодня он уже больше ничего не сможет предпринять. А утром? Что он, собственно, вообще может сделать? Фридолин почувствовал себя неловким и беспомощным, все валилось у него из рук. Мир вокруг стал призрачным, обманчивым: его дом, жена и ребенок, его работа и он сам, рассеянно шагающий по вечерним улицам.
