Я с досадой взглянула на полное искреннего непонимания лицо старосты и на мгновение задумалась. Но потом достала один из клыков кахгара, при виде которого тот испуганно отшатнулся, машинально сотворив охранный знак, и решительно протянула.
— Передашь Хасу, когда очнется. Так будет справедливо. А если вдруг спросит обо мне, то скажешь, что он ничего мне не должен. Но что лишь молчание — его истинная награда и, одновременно, наказание. Тогда как с прощением он сильно поторопился. Все понял?
Староста опасливо взял клык и зябко передернул плечами.
— Да, господин.
— Тогда прощай.
Я отвернулась и быстро вышла, сопровождаемая двумя изумленно-озадаченными взглядами, в которых светилась полнейшая растерянность. Ну и пускай. Зато Хас, если окажется достаточно мудрым, больше меня не потревожит и глупостей не наделает. Раз уж прощения даже в бреду просил, значит, зацепило его сильно. Да и видано ли — легендарного Ишту своими глазами увидеть? А он, о чем я уже и забыла, своими глазами тогда видел, как меня Хранитель на спину сажал и как покорно на колени опускался, когда я, кряхтя от натуги, неуклюже взбиралась на его высокую спину. Как же тут не поверить в Откровение? Он, судя по всему, и поверил. А поверив, от стыда уже больше полугода сгорал, искренне считая, что я его теперь прибить должна за наглость.
Но это он, конечно, загнул. Я такими мелочами не занимаюсь и мстительной до такой степени никогда не была. Да и не злюсь давно, если честно. Почти о нем забыла. Хотя, конечно, в тот дурацкий эрх еще нескоро соберусь прогуляться. Просто из соображений моей несусветной вредности. Особенно если подумать о том, что и Дагон в то утро таращился на меня во все глаза. И он, разумеется, тоже должен был сообразить, на кого, как говорится, бочку катил. Хотя как в раз в отношении него у меня не было уверенности, что он полностью проникся, молит по ночам о прощении, бьет поклоны и всячески ищет способ исправиться. Не такой он человек. И совсем не производил впечатления истово верующего. Скорее, обидели его когда-то Ведьмы. Крепко, надо полагать, обидели. Но вот именно поэтому я к нему в гости еще долго не соберусь. А то, может, и вообще никогда не приеду: с человеком, который способен ненавидеть, лишь увидев цвет твоих глаз, мне вряд ли захочется скоро пообщаться. Но там посмотрим, как жизнь сложится. Поживем, что называется, увидим. Или подождем, как у нас принято говорить, до первой звезды.
Вдруг да у него, наконец, наступит просветление в мозгах?
Или все-таки я когда-то возьму и передумаю?
Все возможно.
Но не сейчас.
Да, пожалуй, еще не сейчас.
— А как вас зовут? — догнал меня уже на пороге крик опомнившегося старосты и настигающий топот его тяжелых сапог. — Господин, что мне сказать, если спросят? Господин, как ваше имя?!
Я на секунду остановилась, раздумывая, а не пора ли, наконец, сбросить надоевшую маску, но потом усмехнулась, мысленно покачала головой и, начиная постепенно привыкать, коротко бросила:
— Фантом.
Эпилог
'Гайдэ, а ты уверена? — в который раз нервно переспросил Лин, покосившись крупным желтым глазом. — Может, подождем еще? Может, я еще немного потренируюсь?'
Я цепко огляделась по сторонам, проверила в третий раз подпругу, подергала прилипшее к спине демона седло. Оглядела его беспокойно трепещущие крылья, между которыми мне предстояло как-то уместиться, а потом решительно тряхнула головой.
— Нет. Ты уже три дня летаешь по несколько часов и совсем не чувствуешь усталости. Так что хватит откладывать: и тебе, и мне. Будем пробовать, чему ты научился.
'Да я еще не уверен, — заныл шейри, когда я так же решительно, не давая себе повода передумать, взлетела в седло. — Я с грузом никогда не летал. А если я упаду? А если крылья не справятся?'
— Значит, упадем вместе.
'Гайдэ, это рискованно!'
— Рискованно и дальше сидеть на заднице, когда мне в любой момент может потребоваться твоя помощь. И когда от очередной Твари нам с тобой придется вместе улепетывать во все лопатки. По воздуху. В котором ты до сих пор временами чувствуешь себя неуверенно.
'Да у меня времени было мало!'
— Зато теперь оно у тебя есть.
'Гайдэ, я боюсь!'
— Да, я заметила. Ты всегда боишься всего нового. Ну и что? К тому же, я тоже боюсь, поэтому давай бояться вместе. Чтобы не так страшно было.
Лин недоверчиво покосился.
'Ты? Тоже боишься?'
Я усмехнулась.
— Если ты не забыл, у меня был лишь один опыт прыжков с парашютом и вообще, общения с высотой. Причем, опыт неудачный… хотя, это с какой стороны посмотреть. Но мне в любом случае здорово не по себе, так что будь уверен — не одному тебе сейчас плохо.
'Так ты боишься, что я тебя уроню?' — весьма странным голосом переспросил Лин.
— Немного.
'Боишься, что я не справлюсь?' — он тревожным жестом прижал уши к голове.
— Тоже немного.
'И ты боишься, что я не смогу тебя уберечь, если ты доверишься и положишься на мои крылья?!'
Я мысленно кивнула — готов. Как выяснилось, страх за меня с успехом вытесняет у него все остальные опасения. Включая те, которые проступают наружу, когда дело касается его собственных способностей, и причину которых я до сих пор не могла выудить наружу. Сам Лин никогда не эту тему не задумывался. И, как мне кажется, что-то сильно мешало ему над этим задумываться. Возможно даже, какое-то заклятие, благодаря которому прежние хозяева не только держали его в жестком повиновении, но и были уверены, что самостоятельно он никогда не обретет лишней силы. Точнее, что он никогда в жизни даже не подумает ее искать, а если и подумает, то быстро об этом забудет.
Честно говоря, у меня вообще сложилось впечатление, что любая мысль на эту тему и любая попытка развиваться без приказа хозяина способна подавить его волю и отбросить в плане развития далеко назад. Может заставить его забыть о прежней жизни. Может причинить боль. Может снова превратить его в мелкое, ничтожное, но совершенно мерзопакостное и озлобленное на весь мир существо. Короче, истинным демоном его сделает. Вытащит из глубины все то некрасивое и гадкое, что есть в каждом из нас и от чего каждый приличный человек старается всеми силами избавиться. Но у Лина с этим туго. С самим собой он не способен сделать абсолютно ничего. Отсюда и неуверенность его, просыпающаяся каждый раз, когда я прошу его сделать что-то новое. И внезапная паника, как будто за каждым его шагом наверх последует мгновенное и жестокое наказание. И эти приступы нерешительности, которые подавляют его разум регулярно, стоит ему лишь перешагнуть границы того, чтобы было дозволено раньше.
Он — как пленник в темнице собственного разума. Как запертый в клетке лев, которого всю жизнь учили, что он на самом деле — безобидный кролик. Он не знает почти ничего о себе. Он не сознает своей истинной силы. Он до дрожи боится нарушить какие-то странные правила, о которых я могу только догадываться. И порой только прямой приказ помогает ему преодолеть этот нелепый страх.
Не знаю, что с ним на самом деле случилось и кто превратил его в это раздвоенное, располовиненное, ущербное и будто бы разрубленное на части существо, в котором почти не осталось ничего цельного. И в котором берет верх то одна, то другая половинка. Но я непременно это узнаю. И сделаю все, чтобы, наконец, это исправить. Даже если придется зажать свои собственные страхи в кулак и
