Завершаю путь: То, что раньше было позой, Нынче — это суть… Уж не манит ветер странствий, Шхуны, поезда — Я живу, как будто в трансе, В транспорте туда: Не осталось ни желаний, Ни тщеславных дум, Жар вакхических камланий Не смущает ум… Нет, не измененья галса Мне страшны теперь: Страх один во мне остался — Это страх потерь. Все мои стремленья зримы: Лечь на канапе, И чтоб рядом руки Риммы, Ноги и т. п…. Не слишком изобретательно я пытался утешать и тебя, и себя:
Ты вовсе не пенсионерка — Всё это выдумки ЦК; А у меня другая мерка: Тебе до пенсии века! Тебе до пенсии десяток, А то и больше, добрых лет, И в них — шашлык, любовь, достаток, Ценимый с юности балет; Твои любимцы — Галя, Гриша И без снотворных крепкий сон; А может, улицы Парижа, Милан, Варшава, Лондон, Бонн… Но хорошая мина исчезала под новым наплывом тревоги:
…Мне полезна бывает встряска — Беспокойство до изнеможенья: Ведь тогда срывается маска Беспробудного раздраженья, И под ней проступает личина, От которой отхлынула кровь… Беспокойства первопричина Именуется кратко — любовь. И такое простодушное признание — как будто оно может помочь или утешить:
Ты — мой дух, моя материя, И, пожалуйста, имей в виду: Не хочу и думать о потере я — За тобой повсюду я пойду… Непритворными были и эти строки, написанные в Будапеште, где мы встречали однажды Новый год:
Ты ангел-хранитель, Ты — верный ценитель Пороков моих и стихов; Терпенья образчик, Ты — душеприказчик Моих несусветных грехов. Однако, шутливая ирония, искренние признания и такие же преувеличения, а также слова покаяния — всё теряло смысл и значение, когда здоровье твоё неотвратимо ухудшалось, а сделать почти ничего было нельзя. Тогда я впадал в подлинное отчаяние — сначала бурное, потом — тупое и безнадёжное.
…У меня тяжёлый осадок От последних прожитых лет: Я себе и жалок, и гадок, И лекарства от этого нет. Как я только себя ни хаял, Как я только тебя ни корил, Но отгадка совсем простая: Вышла ты из привычных мерил — И вошла в пределы иные… Это значит, нужно теперь Подобрать к тебе позывные — И тогда приоткроется дверь… Каюсь, я плохо умел это делать…
Месяцев пять спустя написалось такое:
По каждому году расставлены смерти, Как в поле ловушки на зверя. Кто б ни был охотник — Господь или черти, Для нас неизбывна потеря.
