годам лагеря и поражению в правах на 5 лет. (Удивительная последовательность!) На этот раз он отсидел полностью. (И продолжал тайно писать стихи — тоже завидная последовательность!) Писал их ещё в нескольких местах заключения и психушках (прямо советский Радищев!) и умер на пороге курилки очередной тюрьмы от инфаркта, не достигнув 50-ти лет. (Из которых больше половины провёл в заключении.
…А вьюга веет, веет, Поёт она, поёт, Она не разумеет, Что в сердце лёд. Бараков чёрные гробы Зовут, зовут, зовут, И не уйти, как от судьбы, — Дверьми тебя сожрут! И ещё писал он:
Я не пойду теперь на волю вашу, Мне ваша воля больше не нужна: Уж если пить страданий горьких чашу, То пить её, не сетуя, до дна… Здесь, одетые в бушлаты, В каторжанских номерах, Мы вам строили палаты Не за совесть, а за страх. Злая севера хозяйка, Вьюга пела песни зла, Жизнь поддерживала пайка — К коммунизму нас вела. Как придёт он к нам — неясно, Пусть хотя б исчезнет мрак, И пускай не будет красным Над страной свободный флаг! В.С. (Воркута, 1949–1954) Ну, что? Удивительно ли, что этот шпион, диверсант и клеветник огрёб четверть века заключения?..
А вот краткая история ещё одного изменника. Добровольно воевал в московском ополчении в 1941-м году. Его контузило, попал в плен, был освобождён союзными войсками лишь к концу войны. Вернулся на родину, где его осудили на десять лет лагерей. Его жена, известный учёный-химик, добилась свидания с мужем и прибыла на зону вместе с их шестилетним сыном. Мальчик, не зная ещё лагерных порядков, кинулся к отцу, а конвоир, как ему было положено, сделал предупредительный выстрел. Пуля пролетела над головой ребёнка. Мать и отец сумели выдержать это испытание, а сын окончил дни в психиатрической больнице.
…Тюрьма Лефортовская ночью И не видна, и не слышна. В её предсмертных одиночках Предгробовая тишина. Намордником свет окон схвачен, Насильно отражённый ввысь, До облаков нести назначен Мою мучительную мысль. А в помещениях служебных Кипит работа в час ночной — Чтоб тайны замыслов враждебных Разоблачить любой ценой! …Жертв неповинных вопли, стоны Лишь разъяряют палачей… Я памятью своей бессонной С замученными тех ночей. А.О. (Ухтпечлаг, 30-е годы) Ещё один ополченец, только ленинградский. Тоже оказался в плену и, сумев скрыть своё еврейское происхождение, чудом избежал расстрела у немцев. Но не избежал у своих, когда сумел удрать из плена и попал руки нашей контрразведки. «Меня так обрабатывали, — позднее писал он, — так избивали, включая инсценировку расстрела, что я оговорил себя и был приговорён к расстрелу настоящему. Который потом заменили 20-ю годами каторги».
…Меня могли бы сжечь в печи Или убить в бою, Но стукачи и палачи Продлили жизнь мою. Чтоб видеть мог сто лет подряд Отравленные сны, Мне дали с номером бушлат И рваные штаны; Крыло обрезали мечте, Поставили клеймо, Распяли душу на кресте И бросили в дерьмо, В парашный смрад, в кромешный ад… Но в чём их цель была? Чтоб я забыл, что я примат 
