— Ты сам у меня сейчас заревёшь, — пообещал я.
Лерика я не люблю: всегда задаёт вопросы, на которые никто ответа не знает.
— Это настоящее насилие над личностью, — сказал Бронников.
Вот он знает, что говорит.
— Пойдём к директору и так и скажем, — предложил Толя Долин по прозвищу Доля Толин.
Никуда мы не пошли, и я продолжал сидеть с Карцевой.
— Вот брошу школу, — сказал я ей однажды, — и уеду на Дальний Восток. Как мой папа. К нему тоже цеплялись, цеплялись, даже в другой класс перевели — из «А» в «Б», а он взял и уехал.
— Не надо, — сказала Карцева. — Не уезжай.
— Всё равно уеду, — пообещал я.
Это я вспомнил, как подслушал, что папа рассказывал своим знакомым. Вернее, не подслушал, а слышал. Я уже лёг спать, а в другой комнате разговаривали. Кровать моя как раз у стенки. Там ещё висит большая карта Африки. Если прислонить ухо к южно-африканскому городу Мататиеле, очень хорошо слышно, о чём говорят за стеной. Потому что под городом Мататиеле я пробил большую дыру. Когда спать не хочется, я всегда сажусь в кровати и прикладываю ухо к Мататиеле…
Зоя Петровна часто даёт нам диктанты и жутко следит, чтоб не списывали. То и дело слышишь:
— Данилов, не верти головой!.. Силин, что ты потерял в тетрадке у соседа?.. Данилов, делаю второе замечание!..
А я, может, и не списываю: просто проверяю, так написано у Карцевой или не так. Почерк у неё — прямо нельзя не смотреть: каждая буква понятна — не то что у Тронова. И потом я очень рассеянный, честное слово. Могу вот сейчас написать «село», а через две строчки — «сило».
Я так и сказал Зое Петровна, но она не поверила. Никогда не верит…
А недавно на перемене Доля Толин залез на окно и протиснулся между рамами. Сказал, он обезьяна в зимней клетке. А кто-то взял и запер окно. Доля там и остался.
Зоя Петровна, как назло, пришла раньше звонка, увидела обезьяну в зимней клетке — и такое было!
— Кто это сделал? — кричала она. — Кто, я спрашиваю?
— Не знаю, — сказал Доля. — Я форточку закрывал, не видел.
Он, наверно, и по правде не видел: очень много нас было возле окна.
— Кто? — повторила Зоя Петровна.
— Все, — сказал Бронников.
— Не отвечай за всех, отвечай за себя! Видно, ты и сделал?
— Почему видно? — спросил Бронников.
— Не знаю, почему, только знаю: ты мог бы сделать!
Я спросил:
— А если он мог бы… ну, кинуть портфелем в лампу, но не кинул… Или школу поджечь, но не поджёг?.. Значит, его всё равно песочить надо? Как-будто поджёг, да?
— Очень ты у нас головастый, Данилов, — сказала Зоя Петровна. — Прямо ума палата. Язык без костей!.. А Бронников пускай докажет, что не он сделал.
— Ничего я не буду доказывать, — сказал Бронников. — Не на суде!
— Тогда… — начала Зоя Петровна.
— Это не он! — крикнул я.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю.
— Значит, ты?
— Почему «значит я»?
— А кто же?
— Я!
Это Нинка Булатова сказала. Вот мы удивились! Её и поблизости от окна не было.
— Ты, Нина? — спросила Зоя Петровна. — А зачем?
Нинка заговорила — быстро-быстро, как скороговорку какую-нибудь, вроде: «от топота копыт пыль пС полю несётся…» Она говорила:
— Я сегодня дежурная скоро звонок смотрю окно открыто я закрыла и не видела что там Доля то есть Толя…
— Не видела? — переспросила Зоя Петровна.
— Не видела, — повторила Нинка ещё быстрее и без всяких знаков препинания. — Я сразу тряпку подняла с доски начала стирать в окно не смотрела и не видела я на доску смотрела она грязная была я сегодня дежурная…
— Довольно, довольно, — сказала Зоя Петровна. — Начнём урок. Потом разберёмся.
Но и потом не разобрались…
А в среду опять был диктант. Я не хотел заглядывать в тетрадку Карцевой, честное слово, но глаза сами поворачивались. Да и тетрадка так близко, словно Карцева нарочно подложила: нА вот, смотри.
Зоя Петровна диктовала:
— «…Они шагали по тропинке. Кругом шелестела зелень. Солнечный лучи пробивались сквозь неё, как через сетку…»
Вдруг я увидел: у Карцевой слово «зелень» через «и» написано: «зелинь», а запятых никаких нет.
— Карцева, — прошептал я, — «зелень» «е» надо: «зелёный». И запятую…
— Перестань, — ответила она, не поворачивая головы.
— Честное слово!
— Перестань!
— Данилов, — услышал я, — опять совещание? Ещё раз замечу и не возьму работу… «Лес кончился, — продолжала диктовать Зоя Петровна, — тропинка вывела их на равнину…»
— Равнина, — прошептал я. — От слова «ровный» или от «равный»?
Я всё-таки написал «равнина». Но увидел у Карцевой «о» и переправил: «ровнина». В самую последнюю минуту, перед тем, как сдавать.
Через два дня нам раздали диктанты. У меня была «двойка», жирная и красная, похожая на змею с закрученным хвостом. Конечно, «зелень» и «равнина» я написал неправильно, и ещё несколько слов. И запятых поставил маловато. Даже вместо «тропинка» у меня было «тропенка» — я же говорю, что рассеянный.
— Дай твою поглядеть, — сказал я Карцевой.
Она ни за что не хотела показывать тетрадку, но я всё равно взял.
Гляжу, у неё «зелинь» и «ровнина» не подчёркнуты. Вот повезло! А может, у неё правильно, и мне случайно подчеркнули? Я поднял руку и спросил, как пишутся эти слова.
— Не так, как у тебя, Данилов, — сказала Зоя Петровна и крупным красивым почерком написала на доске: ЗЕЛЕНЬ, РАВНИНА.
И тут я услышал плач. Все услышали, но я первый. Потому что плакала Карцева. Тихая, а плачет громко. Чего она?
— Данилов! — крикнула Зоя Петровна. — Что ты ей сделал?
А я и не трогал её. Честное слово.
— Что с тобой? — спросил я Карцеву.
— Ничего. Перестань.
И продолжала вовсю реветь.
— Хватит, Карцева, — сказала Зоя Петровна. — Ты ни в чём не виновата… Разговоры! — крикнула она. — Ребята, я решила сделать проверку… провести испытание… опыт… и теперь окончательно убедилась, что Данилов мне врёт, будто не списывает. Думает, может обмануть меня… Но я проверила! Как? Очень просто: велела Карцевой сделать нарочно несколько ошибок. Самых пустяковых! Точно такие у Данилова! Видите?
— Я сначала написал правильно, — сказал я.
