алюминиевая миска, в которой сторожа приносили кашу; часто и рабочие, возводившие дом, что-нибудь притаскивали — какое-нибудь лакомство, вроде бутерброда с сыром. В благодарность за жилье и еду Марс охранял стройку, добросовестно нес нелегкую службу; в самом деле нелегкую, поскольку строительная площадка занимала большую территорию и была огорожена ветхим, чисто символическим забором, а, как известно, всегда найдутся любители поживиться за чужой счет, так что Марс постоянно был начеку. Когда стройка закончилась и рабочие уехали, конуру Марса сломали и он попросту оказался на улице. Вскоре он примкнул к стае таких же бедолаг, как сам, а поскольку всегда отличался отвагой и силой, его сразу выбрали вожаком.
Целую неделю, пока длилась в парке облава, Марсу удавалось уводить стаю от преследований, но в тот вечер и его, бывалого, перехитрили. В конце парка среди кустарника собаколовы замаскировали сеть и погнали на нее стаю. Влетев в сеть, собаки запутались, отчаянно завизжали. Марс сумел вырваться, но не убежал, а, как истинный вожак, стал освобождать своих товарищей. Всех освободил, но на него успели накинуть петлю из проволоки… С раной на шее он стоял посреди подвала, не в силах отдышаться от долгой изнурительной борьбы. Потом начал метаться от стены к стене, бросаться на железную решетку. Его паника передалась другим собакам: Алиса истошно завыла, Серый и щенки заскулили, и даже Джерри заколотил озноб.
Ранним утром к подвалу подъехала легковая машина; из нее вышли кооператоры из пошивочного цеха. Вместе с охранником они спустились в подвал и сразу показали на Алису.
— Эта ничего, лохматая. Из нее шапка получится. Остальные не годятся.
— Берите и вон этого, с ошейником, — предложил охранник. — Породный. Отдам за пятерку. Перепродадите, получите неплохие деньги.
— Не-ет, этим занимайся сам, у нас и так дел невпроворот, — заявили кооператоры и поманили к себе Алису.
Она с радостью бросилась к ним, начала лизать руки «освободителям».
Алису увели; остальные собаки с надеждой уставились на дверь — подумали, что вот-вот и за ними придут и выведут из этого мрачного сырого подвала.
Первым казнили Серого, потом щенков.
— Этих кобелей пока подержим, — сказал охранник собаколовам, кивнув на Джерри и Марса. — Сегодня должны прикатить врачи.
В полдень у подвала остановился фургон с врачами, но осмотрев собак, они заявили:
— Нам нужны маленькие и молодые, а эти слишком здоровые.
Как только врачи уехали, на усыпление повели Джерри. В тот момент, когда он уже затих в холодильнике, прибежал его хозяин, пожилой мужчина.
— Где моя собака?! — запыхавшись прохрипел он.
— Какая? — с притворным спокойствием протянул собачий сторож.
Запинаясь, мужчина описал Джерри.
— Такого не было, — выдавил охранник.
— Как не было?! — возмутился мужчина. — Мне сказали, что его увезли от магазина.
— Мало ли что сказали. С ошейником и породных собаколовы не берут. Ищите там, где потеряли.
— А где эти собаколовы?
— На работе, на выезде, где ж им быть.
Хозяина Джерри всего трясло от негодования. Выйдя из помещения, он нервно закурил и невольно стал свидетелем, как охранник на петле-удавке выволакивал из подвала Марса. Пес отчаянно упирался, рычал, пытался перегрызть железный прут; охранник пулял нецензурной бранью и с трудом втаскивал большую сильную собаку на ступени лестницы, но было ясно — пес просто так не сдастся, будет бороться до конца. В двери они застряли и охранник со злостью пнул Марса в живот. Пес взвыл и на мгновенье присел, и вдруг метнулся на охранника, сбил его с ног и помчался в сторону улицы.
…Марс обгонял прохожих на тротуарах и машины на проезжей части улицы; за ним, высекая искры, волочился кусок проволоки.
— Бешеный! — неслось ему вслед.
А навстречу ему уже тянул ветер из далеких загородных лесов, тот ветер доносил самое лучшее в мире слово: «Свобода! Свобода! Свобода!»…
Женщина из тайги
Р. Кучарьянцу
Она выглядела довольно привлекательно: высокая, с упругой фигурой; у нее были гладкие черные волосы, тонкий нос и большие темные глаза. Держалась она уверенно, но что-то в ее взгляде мне сразу показалось настороженным, какая-то пугливость дикарки, что ли — она смотрела слишком серьезно, с неприкрытым пытливым интересом.
Она села за стол и сразу уставилась на меня своими глазищами. Я даже заерзал на стуле. Вокруг было полно свободных мест, но она подошла к моему столу.
— Свободно?
Спросила глуховатым голосом, поставила чашку с кофе, повесила сумку на спинку стула и села.
Не знаю, что уж ей там во мне понравилось… Может, то, что я сосредоточенно смотрел в свою чашку и думал о статье, которую нужно было срочно сделать. Меня поджимали сроки, вот я и сидел в одиночестве и обдумывал статью, а она, наверно, решила, что я вообще жутко деловой и положительный тип.
Некоторое время мы сидели молча, потом она — то ли самой себе, то ли чтобы завести разговор — проговорила:
— Очень крепкий кофе, — сказала без всякой улыбки, с каким-то внутренним напряжением.
— Хороший, — подтвердил я. Будущая статья из головы моментально вылетела, я достал сигареты, предложил ей.
Но она качнула головой:
— Я не курю… И кофе не люблю… Жаль, здесь нельзя выпить чая… Там, откуда я родом, все пьют чай… с брусничным вареньем.
Этим бесхитростным откровением она подчеркивала дистанцию между мной и ею, и мне ничего не оставалось как спросить:
— Откуда же вы родом?
— Из Иркутской области.
Она была одета вполне современно, говорила по-московски, с «аканьем», и трудно было поверить, что передо мной провинциалка.
— Сибирячка, — заключил я. — А здесь давно?
— Приехала сдавать кандидатский минимум. Поступаю в заочную аспирантуру, а закончила биофак в Иркутске.
— И в Москве впервые?
— Второй раз, — она размешала сахар в чашке, сделала маленький глоток и снова посмотрела мне прямо в глаза. — А вы журналист?
— Да, — нарочито многозначительно и интригующе произнес я.
— И москвич?
Я кивнул.
— Я не смогла бы здесь жить, — она поджала губы. — Здесь суета и неразбериха, а в спешке ничего дельного не делается… А что суетятся, непонятно, только разбрасываются по мелочам. На работе-то канитель, а после работы собираются и говорят о работе… И друг к другу относятся небрежно. А у нас там, на Ангаре, тишина, густая мягкая трава и пряный воздух, около нашего дома лодка…
