— Слышишь, Хел? Во как меня встречают!
Юджин увидел, как он скрылся зеленым метеором и тут заметил, что доктора Джорджа Б. Рокхэма сковала противоестественная немота. Глас Истории смолк. Его длинная нижняя челюсть отвисла.
Доктор Джордж Б. Рокхэм растерянно оглядывался в поисках помощи. Он умоляюще возвел глаза к мисс Иде Нелсон. Та отвернулась.
— Кто ты? — хрипло спросил он, старательно прикрыв рот волосатой рукой.
— Принц Хел,— ответил Юджин тоже хрипло и тоже из-за руки:
Доктор Джордж Б. Рокхэм слегка покачнулся. Их реплики были услышаны зрителями. Но твердо, игнорируя сдержанное насмешливое фыркание, он начал:
Защитник слабых и товарищ буйных,
Черпавший мудрость в шутовстве порока…
Бесстрашный Хел…
Хохот,— хохот, сорвавшийся с цепи, хохот, взметывающийся бурными валами, хохот безумный, сотрясающий землю, заглушающий гром, хохот погреб под собой доктора Джорджа Б. Рокхэма и все, что он собирался еще сказать. Хохот! Хохот! Хохот!
Хелен вышла замуж в июне — этот месяц считается посвященным Гименею, однако на него падает такое количество свадеб, что вряд ли благословение этого бога может осенить каждую.
В мае она вернулась в Алтамонт из своего последнего турне. Она провела неделю в Атланте, посещая оперу, и отправилась оттуда домой через Гендерсон, где навестила Дейзи и миссис Селборн. Там-то она и встретила своего суженого.
Они были знакомы и раньше. За несколько лет до этого он недолго жил в Алтамонте в качестве местного агента нанимавшей его великой и гуманной корпорации – «Федеральной компании кассовых аппаратов». С тех пор он успел побывать в разных частях страны, творя волю своего господина и всюду неся с собой благую весть благоденствия и бережливости. Теперь он жил в южнокаролинском городке, с сестрой и престарелой матерью, чьи телесные недуги отнюдь не лишили ее аппетита. Он преданно любил обеих и щедро о них заботился. «Федеральная компания кассовых аппаратов», тронутая его преданностью делу, вознаградила его солидным жалованьем. Фамилия его была Бартон. Бартоны жили, ни в чем себе не отказывая.
Хелен вернулась домой неожиданно, как любили возвращаться все Ганты. Как-то вечером она внезапно предстала перед близкими на кухне «Диксиленда».
Здравствуйте, все! — сказала она.
Г-г-осподи помилуй! — не сразу отозвался Люк. – Кого я вижу!
Они горячо расцеловались.
— Подумать только! — воскликнула Элиза, ставя утюг на доску, и пошатнулась в попытке одновременно пойти в две противоположные стороны. Они обнялись.— А я как раз подумала,— сказала Элиза, немного успокоившись, – что ничуть не удивлюсь, если ты сейчас войдешь. У меня было предчувствие, не знаю, как вы иначе назовете…
— О господи! — застонала дочь добродушно, но с некоторым раздражением.— Не заводи эту пентлендовскую чертовщину! У меня от нее волосы дыбом встают.
Она бросила на Люка комически молящий взгляд. Подмигнув ей, он разразился идиотским смехом и принялся щекотать Элизу.
— Отстань! — взвизгнула она.
Он захлебнулся хохотом.
— Знаешь ли, милый! — сказала она ворчливо.— По-моему, ты сумасшедший. Хоть присягнуть!
Хелен засмеялась хрипловатым смехом.
Ну,— сказала Элиза,— а как там Дейзи и дети?
Все как будто хорошо,— сказала Хелен устало. – Господи, спаси меня и помилуй! — рассмеялась она. – В жизни не видела такой чумы! На одни подарки и
игрушки я истратила не меньше пятидесяти долларов. И мне даже «спасибо» не сказали. Дейзи принимает все как должное. Эгоизм! Эгоизм! Эгоизм!
— Подумать только! — сказал преданный Люк. – Она была на редкость хорошей девушкой.
— За все, чем я пользовалась у Дейзи, я платила, можете не сомневаться! — сказала она резко, с вызовом.— Я старалась бывать у них как можно меньше. Почти все время я проводила у миссис Селборн. И у нее же почти всегда обедала и ужинала.
Ее жажда независимости стала больше, потребность иметь тех, кто бы зависел от нее, обострилась. Она воинственно отрицала, что может быть кому-то обязана. Она всегда давала больше, чем брала.
— Ну, теперь все,— сказала она немного спустя, стараясь скрыть жадную радость.
— С чем? — спросил Люк.
— Я наконец решилась,— сказала она.
— Ох! — вскрикнула Элиза.— Ты замуж вышла?
— Нет еще,— сказала Хелен,— но скоро выйду.
И она рассказала им о мистере Хью Т. Бартоне, коммивояжере фирмы кассовых аппаратов. Она говорила о нем с симпатией и уважением, но без большой любви.
— Он на десять лет старше меня,— сказала она.
— Ну,— сказала Элиза задумчиво и помяла губами. – Иногда из таких выходят самые лучшие мужья.— Потом она спросила: — А недвижимость у него есть?
— Нет,— сказала Хелен,— они проживают все, что он зарабатывает, Они живут на широкую ногу. У них в доме всегда не меньше двух служанок. Старуха сама ни к чему не притрагивается.
— А где вы будете жить? — резко спросила Элиза.— С ними вместе?
— Ну конечно, нет! Ну конечно, нет! — сказала Хелен медленно и выразительно.— Боже великий, мама! — раздраженно продолжала она.— Я хочу, чтобы у меня был свой дом. Неужели ты не можешь этого понять? Всю жизнь я заботилась о других. Теперь я хочу, чтобы другие поработали на меня. И родственники по мужу мне под одной со мной крышей не нужны. Нет уж, сэр! — сказала она выразительно.
Люк нервно грыз ногти.
— Ну, он п-п-получает редкую д-девушку,— сказал он. — Надеюсь, он способен это понять.
Растроганная, она подчеркнуто и иронически засмеялась.
— Во всяком случае, один поклонник у меня есть, – сказала она и серьезно поглядела на него ясными любящими глазами.— Спасибо, Люк. Ты один всегда принимаешь к сердцу интересы семьи.
Ее крупное лицо на мгновенье стало безмятежным и радостным. Оно оделось великим покоем — лучезарная благопристойная красота зари и дождевых струй. Ее глаза были сияющими и доверчивыми, как у ребенка. В ней не таилось никакого зла. Она ничему не научилась.
— Ты сказала своему отцу? — спросила Элиза.
— Нет, — ответила она не сразу.— Еще нет.
Они в молчании думали о Ганте и удивлялись. Она его покидала — это было чудом.
— Я имею право на собственную жизнь,— сказала Хелен сердито, словно кто-то оспаривал это право.— Не меньше всех остальных. Боже великий, мама! Вы с папой уже прожили свою жизнь — неужели
