– На автомобиль! Теперь восстанавливать придется? – начал паниковать он.
Я заверила его, что автомобильные права, равно как и мой здравый смысл, остались при мне и что он может спокойно отправляться на лекции.
Покинув меня в подавленном настроении, Глеб освободил место для Натаныча, который заявился в палату с огромным букетом полосатых тюльпанов.
– Героиня ты наша! – запричитал он, совершенно не обращая внимания на недоуменные лица моих соседок по палате. – Таки ты же можешь собой гордиться! Ты обдурила этих лохов с мокрыми от крови петлицами. Показала им шиш и, можно сказать, подписала им всем выговор и понижение по службе. А может быть, даже не просто понижение, а перевод в загробный мир.
– Ты в этом уверен? – прошепелявила я.
– Ха! А как ты думаешь, что они доложили наверх, когда ты просто-напросто испарилась у них из-под носа?
Натаныч зашелся в приступе смеха и спросил, вытирая слезы:
– Ну что, путешественница, надеюсь, с полетами покончено?
Я помахала у него перед глазами забинтованной рукой:
– Не тут-то было! Во мне проснулся революционный дух! Теперь твоя задача – сделать так, чтобы я переносилась не в дурацкий замусоренный двор, а прямиком в кремлевский кабинет. Больше я не буду связываться с пропускной системой: от нее одни неприятности.
Натаныч растерянно заморгал рыжими ресницами:
– Но я же настроил машину на Зачатьевский переулок. Выверял все до миллиметра. Ходил там буквально с астролябией в руках!
– Ну вот, потренировался – и вперед. Теперь иди на экскурсию в Кремль и там своей астролябией замеряй, что к чему.
– Да кто ж меня туда пустит? – возмутился он.
– А ты свои связи восстанови, заяви о важном физическом исследовании… Короче, времени у тебя предостаточно, ровно столько, сколько будет проходить мой фингал. Поэтому оставь меня тут страдать в одиночестве и иди готовься ко второму раунду переговоров.
Провалявшись в больнице чуть больше недели и выяснив, что ни сотрясения, ни переломов у меня нет, я, полная плещущей через край энергии, вернулась домой. Ребра еще болели, поэтому передвигаться и дышать мне приходилось предельно осторожно. Я потихоньку занялась хозяйственными делами, отнесла в химчистку пропитанное кровью мосфильмовское платье со слегка оторванным рукавом, перевела пять небольших рекламных каталогов и стала обдумывать, как следует дальше общаться со Сталиным.
В принципе его реакция на мое выступление была вполне нормальной, учитывая наличие роковых пропусков, которые чуть не свели меня в могилу. Странно, что он вообще допустил меня до разговора, ведь большую часть таких прытких визитеров наверняка останавливали на самом первом посту. Значит, мое поведение в чем-то было неординарным!
– А следовательно… – Я нарисовала на липком желтом листочке-стикере большой восклицательный знак. – Следовательно, стоит продолжать в том же духе и теперь самим фактом появления доказать ему, что я не так проста, как может показаться на первый взгляд.
Рассмотрев в зеркале свой синяк, который из синего стал уже желто-коричневым, я позвонила Натанычу:
– Ты дома?
– Нет, сижу в приемной у Берии и выписываю для тебя мандат, разрешающий коверкать нашу историю.
– Поняла, сейчас поднимусь.
Оказалось, что Натаныч всю неделю выполнял мое, как он сказал, непосильное задание. И чего он только не предпринимал, чтобы определить координаты кабинета, где я должна была появиться в 1937 году. Он уже почти дошел до премьер-министра, но, вовремя остановившись, вспомнил о некогда прогремевшем заговоре полотеров, из-за которого в 1935-м его любимое нэкэвэдэ расстреляло целый эскадрон уборщиц и специалистов по натирке паркета.
– И я таки сделал ход конем! – гордо произнес он, кладя на стол листок, исписанный кучей мелких циферок. – Представь себе, что всего за три штуки целковых я уломал мужика, который периодически пылесосит сакральное помещение.
– Какое помещение? На что ты его уломал? – удивилась я.
– Какое-какое… То, где когда-то лежал ковер, на котором тебя сцапали товарищи.
– И он провел тебя в Кремль?
Натаныч гордо взглянул на меня сквозь залапанные очки:
– Ну зачем мне ходить и напрягаться? Это, знаешь ли, утомительно для моего чахлого организма. Я вручил этому милому мужичку прибор, разумеется, моего собственного изобретения, он пришел с ним на работу, поставил в нужную точку, нажал маленькую лиловую кнопочку и… произвел все нужные замеры.
Я недовольно всплеснула руками и ойкнула от резкой боли в помятом ребре:
– Да как ты мог положиться в таком ответственном деле на какого-то типа с пылесосом? А если он засунул прибор в книжный шкаф? Тогда я по твоей милости телепортируюсь прямо на страницы «Капитала» Маркса?
– Спокойно! – Чудо-гений пододвинул ко мне чай и банку вареной сгущенки. – Это надежный парень. Мы с ним опрокинули по рюмочке. Он рассказал мне о своей жизни. Короче говоря, не волнуйся, все данные у меня в компьютере.
Решив довериться природной интуиции Натаныча, которая, кстати сказать, не обманула его насчет финала моего первого путешествия, я сняла эту тему с повестки дня, съела ложку сгущенки, через силу выпила полчашки чая и перешла к техническим вопросам:
– А скажи-ка мне, дорогой друг, если кто-нибудь когда-нибудь завладеет машиной времени, то он сможет разобраться в ней без твоего ведома?
Натаныч замахал руками:
– Это невозможно! Решительно невозможно! Понимаешь, ведь, строго говоря, никакой машины нет. Есть программа, которая отправляет материальные предметы в прошлое. Заметь, именно в прошлое, а не в будущее или альтернативное настоящее.
– Какое еще альтернативное настоящее? – не поняла я.
Он замялся, явно жалея, что сболтнул лишнее:
– Я не хотел тебе говорить… Но в последние три дня я много работал и пришел к выводу, что изменить мир, где мы живем, будет не так-то просто.
– Здрасьте, приехали! А ради чего же я тут жизнью рисковала, здоровье свое тратила?
– Нет, нет… Все возможно, – поспешно затараторил Натаныч. – Просто когда там, в 1937 году, действительно что-то кардинально изменится, то здесь мы это сможем заметить только после того, как я запущу еще одну программу.
– А ты ее уже написал?
– Да. И пришел к выводу, что если сначала изменения произойдут только в параллельном мире, это будет прекрасно. Так мы хотя бы не обрушим настоящее в Тартар, а сначала проинспектируем, что именно творится в альтернативной реальности.
Разобравшись с временными парадоксами, я вернулась к проблемам безопасности:
– И все-таки, какая степень защиты у твоего изобретения?
Натаныч вскочил с кресла, поставил одну ногу на ящик с картошкой и, подняв вверх указательный палец, гордо произнес:
– Никто! Никто, кроме меня, не сможет даже запустить мою временную программу! И знаешь почему?
– Ну?
– Потому что я защитил ее не каким-нибудь банальным паролем, который взломает любой начинающий хакер. Я создал уникальную систему, систему интеллектуального анализа и глобального сопоставления
