«фонарщик». Оба таинственные: кого бы я не спрашивал, никто ничего толком о них не знал.
Каждое утро я просыпался от стрекотанья. Где-то под окном невероятно веселый музыкант без устали играл на разных инструментах. Когда стрекотанье становилось особенно громким, до звона в ушах, я был уверен — он крутит трещотку, а когда стрекот стихал и переходил в тонкое пиликанье, мне казалось — он дает концерт на скрипке. Заслышав эти звуки, я вскакивал с кровати, вылезал через окно в палисадник и, раздвигая высокую траву, подползал к невидимому музыканту. Увлеченный игрой, он забывал про осторожность и подпускал меня совсем близко — играл где-то в травах прямо перед моим лицом, но где, я так и не мог разглядеть.
«Фантастика! — думал я. — Музыкант невидимка!»
Отец был в командировке и я спросил о сверчке у матери.
— Не знаю, не видела, — сказала она. — Говорят, он поселяется только у семейных людей, у одиноких почему-то не живет.
Такая разборчивость сверчка сделала его еще более загадочным. Эта загадка не давала мне покоя.
Светлячка я представлял сторожем, который по ночам зажигает крохотный фонарик и освещает травы и цветы — охраняет разных букашек или летает и рисует в небе светящиеся зигзаги.
Каждый вечер я подбегал к окну и вглядывался в зеленоватую темноту — все хотел увидеть светлое пятнышко, но мне это никак не удавалось.
— Ну, а светлячок, — спросил я у матери, — он какой?
— Не видела, — сказала она. — Знаю только, что он живет у дороги.
Это была вторая загадка, не менее сложная, чем первая.
«Что за палисадник?! — думал я. — Сплошные загадки! И травы, как джунгли — какие-то цепкие капканы!» Я был в полном смятении.
Однажды поздно вечером, возвращаясь с рыбалки, я заблудился в перелеске. Долго ходил взад- вперед, никак не мог отыскать тропу к поселку, как вдруг заметил в траве синеватый огонек, мерцавший, точно маленькая звездочка. Подошел ближе, нагнулся и увидел жучка со светящимся брюшком. Взял его в руки и тут же чуть дальше заметил другого. Направился к этому второму жучку и внезапно заметил, что иду по тропе. Передо мной зажигался один светлячок за другим — целая россыпь огоньков освещала мне путь. Так и подошел к дому по светящейся цепочке.
А через несколько дней из командировки вернулся отец, и стрекотавший под окном сверчок сразу перебрался к нам в дом — он оказался кузнечиком с длинными усами. Теперь целыми днями «музыкант» стрекотал и «дринькал» в комнате за шкафом.
— Почему сверчок живет только у семейных людей? — спросил я у отца.
— Не в каждой семье, — засмеялся отец. — Только в семьях, где уют и покой, и во всем согласие. Ведь он музыкант, а для музыканта главное что? Хорошее настроение!
Птицы
Тетя Зина Полякова каждое утро уезжала на электричке в город — она работала в зоомагазине. Продавцом птиц. И сама была похожа на птичку: маленькая, худая, остроносая, с тонким голосом; по вечерам ходила по саду и пела:
— Где много пташек, там нет букашек.
У Поляковых жили дрозд и маленькая Совка. Дрозд весь день летал по саду, на ночь через форточку возвращался в клетку. Сова наоборот — днем крепко спала, а ночью ловила мышей в сарае; иногда вылетала из сарая и кружила над садом — как бы осматривала свои владения.
Как-то я встретил тетю Зину у колонки и попросил рассказать о своих птицах.
— Дрозда зовут пересмешником, — начала тетя Зина. — Он подражает всем звукам: пению петуха, кудахтанью кур, кваканью лягушек, и скрипу телеги, и визгу пилы — да он многое может, когда в настроении. Как-нибудь приходи, послушаешь…
— Зачем как-нибудь? — удивился я. — Сейчас пойду.
— Ну пойдем, — улыбнулась тетя Зина. — Но сегодня он что-то не в настроении. Не знаю, станет ли кого-нибудь изображать.
Дрозд в самом деле был не в настроении. А увидев меня, и вовсе нахохлился и что-то неприветливо пробурчал.
Тетя Зина ласково заговорила с ним, погладила и он оживился: промяукал, как кошка, и пролаял — точь-в-точь, как собака.
— Здорово! — сказал я. — А говорить он умеет?
— Нет, — покачала головой тетя Зина. — Он все же не попугай. Но с него и этих талантов хватит. У него необыкновенный слух — не то, что у некоторых людей, которые ни одной песни не могут спеть правильно. Тетя Зина запела:
— Где много пташек… — видимо, давая мне понять, что у нее-то со слухом все в порядке.
Одно время поляковская сова повадилась разорять птичьи гнезда в садах. По ночам вылетала из сарая и разбойничала. Но однажды случайно — возможно спросонья, вылетела днем, и птицы отомстили ей. Пока сова медленно пролетала над поселком, трясогузки, скворцы, ласточки — все пернатые, с отчаянным писком, носились над ней, подлетали и клевали слепую, беспомощную толстуху. Весь поселок пришел в движение, над садами происходил настоящий воздушный бой. Даже воробьи кружили над совой, правда, близко не подлетали — только громко чирикали, как бы насмехались над грозной разбойницей. Еле спряталась сова под террасой поляковского дома.
— Сова любит ночью купаться и ловить рыбу, — рассказывала тетя Зина. — Сядет в речке на мелководье, раскинет крылья против течения — получится запруда, в ней и ловит мальков. Подолгу сидит, иногда до рассвета…
Вот так сова и погибла. Поздней осенью примерзла на мелководье. Тетя Зина прибежала на речку, а сова уже вся заснежена. Но об этом я узнал уже на следующий год. А в то лето случилась другая захватывающая история.
Когда мы только приехали в поселок, во всех скворечнях обитали скворцы, но наша по какой-то странной причине пустовала. И домик был не хуже других, и прибит в хорошем месте — на березе, среди зеленых метелок, но вот никто в нем не поселился. Я никак не мог понять, в чем дело, но вскоре стал свидетелем невероятного события.
К скворечне залез кот Васька и только хотел запустить в нее лапу, как вдруг отпрыгнет, точно ошпаренный; соскочил с дерева — и наутек.
«Вот это да, фокус!» — подумал я и полез на березу. Добрался до скворечни, заглянул в отверстие, а оттуда… змея! Извивается, шипит. Я чуть не свалился от страха, но, отпрянув, все же удержался на ветвях и стал разглядывать змею. А она странная какая-то: серобурая, с белыми крапинками и глазищи уж слишком огромные.
Стал я слезать с дерева, а из скворечни — раз! И вылетела птица. Пискнула: «Ти-ти-ти!» — и исчезла в кустарнике. У меня совсем глаза полезли на лоб от удивления.
Примчал к тете Зине.
— Теть Зин! — крикнул. — Удивительная история! Настоящее чудо! Представляете, в нашей скворечне змея и птица живут вместе!
— Не может быть! — твердо сказала тетя Зина.
— Не верите? Пойдемте, покажу, — я потянул тетю Зину за рукав.
— Так-так, — задумалась она. — Послушай, а змея какая? Не бурая с белыми крапинками?
— Точно! — выпалил я.
— Ах вон оно что! — засмеялась тетя Зина. — Ну конечно, это вертишейка. Твоя змея и птица — одно и то же. Вертишейка, птица, которая подражает змее. Она угрожающе вертит головой, изгибает шею, шипит. Любой зверь остановится ошарашенный, сбитый с толку, а плутовка в это время и улетит… Иногда начинает корчить из себя змею, когда вообще видит что-нибудь необычное, но это уже просто так, пугает
