пластинки. К единственному достоинству бабушки я относил ее увлечение настольными играми, и прежде всего — шашками. Она вполне прилично играла в шашки, но, конечно, не так хорошо, как я. Кстати, в нашей семье все играли неплохо, и по вечерам мы часто устраивали затяжные баталии. В табели о рангах я стоял вторым, после отца.
Я любил играть в шашки с матерью и с братом, с соседкой теткой Викой, которую постоянно ловил на зевках, но больше всего — с бабушкой. С бабушкой у нас был счет 97: 1 в мою пользу. Шутка сказать! Я выиграл у бабушки 97 партий и только одну проиграл. И то случайно. Обычно бабушка не успевала сделать и семи ходов, а я уже ставил дамку. И тут начиналось самое интересное: моя дамка врывалась в бабушкины боевые порядки и щелкала ее шашки, как орехи! Одну за другой! Бабушка то снимала, то надевала очки. После игры с бабушкой у меня всегда было прекрасное настроение. Весь вечер я ходил, насвистывал и всем давал разные советы.
Мое настроение не портилось и после игры с матерью, братом и соседкой теткой Викой. У них я тоже выигрывал, не так часто, как хотелось бы, но гораздо чаще, чем они у меня.
Единственно, кто портил мне настроение — это отец. Он у меня все время выигрывал. Игра с ним была сплошной нервотрепкой; он никому не разрешал подсказывать мне и не давал ходы обратно, а выиграв партию, победоносно заявлял:
— Вот так мы вас, врунов и хвастунов!
Я не любил играть с отцом, и не на шутку злился, когда ему проигрывал. Как-то он выиграл у меня пять партий подряд, так я не разговаривал с ним целую неделю. Но однажды, в момент отличного настроя, я вдруг выиграл у отца сразу две партии; выиграл начисто, в атакующем стиле.
— Все! — воскликнул я. — Больше не играю! Я — чемпион!
— Сию минуту! Это нечестно! — возмутился отец. — Ты две партии выиграл, две проиграл. Давай играть контрольную партию.
— Ничего не знаю! — сказал я. — Последнюю партию я у тебя выиграл, значит, я — чемпион. Последняя партия — главная!
— Ничего подобного! — отец все больше выходил из себя. — Чепуха! Почему это последняя главная?!
Отец горячился, грозил, что больше вообще не будет со мной играть, но мне уже было все равно, я присвоил себе звание «чемпиона квартиры и лестничной клетки» (тетка Вика жила в квартире напротив нашей).
С того дня я играл только с матерью, с братом, с бабушкой и соседкой теткой Викой. Среди них я вполне заслуженно носил титул «Абсолютного чемпиона», и носил его года два, не меньше.
Однажды брат принес из библиотеки книжку «Игра в шашки» и сказал:
— Давайте изучим комбинации и ходы, научимся играть по-настоящему хорошо!
Я засмеялся:
— Научимся! Это вам надо учиться. Мне-то зачем? Я и так чемпион! Учитесь, а когда научитесь, я вам дам сеанс одновременной игры!
Мои слабосильные партнеры, все, кроме отца и бабушки, начали азартно штудировать книжку, а я ходил, посмеивался, ждал, когда они усовершенствуют мастерство. Но через неделю у меня с ними все чаще стали получаться ничьи, а затем и мать, и брат стали у меня выигрывать каждую партию.
Даже соседка тетка Вика, которая вечно зевала шашки и до этого никогда ни у кого не выигрывала, неожиданно расчихвостила меня, словно начинающего игрока. Как и с отцом, играть с ними стало сплошной мукой. Чтобы не портить себе настроение, я бросил с ними играть вообще, попросту добровольно, без всякого турнира, сложил с себя чемпионское звание, вернее к нему добавил приставку «экс».
Я продолжал сражаться только с бабушкой. Ее-то я громил по-прежнему, безжалостно разбивал в пух и прах. Как-то я похвалился брату:
— Я уже выиграл у бабушки больше ста партий! Я могу выиграть у нее с закрытыми глазами!
Брат усмехнулся:
— Сегодня вечером бабушка сразится с отцом. Вот это будет баталия!
— Какая баталия?! — скривился я. — Бабушка продует, и все. Как пить дать.
После ужина бабушка с отцом сели за доску. Мать, брат и соседка тетка Вика были зрителями, а я встал за бабушкиной спиной, приготовился ей подсказывать. Но моя старушенция сразу обрушила на отца такую мощную атаку, что после пятнадцати ходов он поднял руки и выдохнул:
— Сдаюсь!
Во второй партии отец продержался еще меньше.
— Ничего не понимаю, — шепнул я брату.
— Чего ж здесь непонятно, — усмехнулся брат. — Бабушка играет лучше отца. Это давно всем известно…
Великое сражение
В нашем дворе ребята тоже сражались в шашки, и если семейные игры я рассматривал, как бои местного значения, то дворовые — боями мирового масштаба. И это понятно, ведь в то время мир для нас ограничивался территорией вокруг наших домов. Не случайно и чемпиона двора по шашкам — Генку нарекли «чемпионом мира».
Было и еще одно отличие домашних игр от дворовых: после поражений в семье, противники в худшем случае дулись друг на друга, а во дворе частенько пускали в ход и кулаки. Не раз мирные боевые действия за доской переходили в рукопашную (если кто-то подсказывал), а то и заканчивались всеобщей потасовкой (если кто-то двигал шашки за игроков). Как правило, после потасовок, тут же заключалось перемирие и игра возобновлялась вновь.
Во дворе, как и в семье, я занимал почетное второе место. Первое — прочно удерживал Генка.
Обычно Генка выходил во двор со своей доской. Шашки у него были старые, деревянные, лак с них давно облез, и мы с трудом разбирали, какие из них белые, какие черные.
А у меня шашки были новенькие, костяные (кроме шашек, которыми мы играли в семье, у меня были собственные — в них я играл только особо ответственные партии). Много раз Генка просил меня обменяться шашками; предлагал впридачу массу заманчивых вещей: перочинный нож, линзы от бинокля, но я не менял.
Я часто проигрывал Генке, но однажды при всех ребятах сдал ему сразу десять партий. Это было самое позорное сокрушительное поражение за всю мою спортивную жизнь, как шашиста. И кстати, оно случилось сразу же после того, как я сложил свои чемпионские полномочия в семье. Такой двойной удар я еле выдержал, расстроился жутко, так, что подумал: «а не забросить ли эти проклятые шашки вообще?».
Вечером я пришел к Генке и сказал:
— Ладно, давай меняться.
Генка обрадовался, протянул мне свою старую доску, перочинный нож, линзы от бинокля… — а я все медлю, не решаюсь расстаться со своими новенькими шашками. Генка заметил мое колебание и вдруг сказал:
— Ну хочешь, еще при всех во дворе обыграешь меня? Я нарочно буду тебе поддаваться?!
Это было довольно оскорбительное предложение, но я уцепился за него. Привыкнув врать, я и в этом подвохе не увидел ничего страшного.
— Давай десять раз, — сказал я Генке, чтобы себя полностью реабилитировать перед ребятами.
— Хорошо, — Генка расплылся, и мы обменялись шашками.
На следующий день, когда во дворе собрались ребята, я зашел к Генке снова.
— Пойдем, — сказал ему, — уже все в сборе. И смотри, больше поддавайся, а то еще выиграешь случайно.
Генка кивнул, взял мои шашки и мы вышли во двор. Торжественным шагом я продефилировал к середине двора и широким жестом пригласил ребят рассаживаться, давая понять, что предстоит великое
