Джема поймала малыша, сильным, но плавным движением рук вознесла его под самый потолок, а потом опустила на кровать.
– Попался, который кусался! – засмеялся Семен, усаживая ребенка к себе на живот.
А ведь Костик очень похож на него. Та же форма глаз, тот же нос, контур лица. Может, он и не ревновал Джему, но все же было бы неприятно попасть в разряд рогоносцев. Мало ли, вдруг она с тем же Кузовом согрешила...
Костик заливисто смеялся, пытаясь вырваться из отцовских объятий, а потом вдруг затих, выразительно посмотрел на Семена и оглушительно выдал:
– Папа!
И такой ураган чувств пронесся в душе Сэма, что уничтожил в нем всю неприязнь к Джеме. Ее можно было любить только за то, что она родила ему такого сына.
– Как вы тут без меня жили?
– Скучали без тебя. Очень скучали. Но ты вернулся, и теперь все просто здорово.
– Да, я вернулся...
Они приехали вчера ночью, и Джема сразу же уложила его спать. Но все-таки он смог осмотреть ее квартиру. Трехкомнатный вариант; ремонт и обстановка на уровне лучших домов. Телевизор с видиком, музыкальный центр – все японское, по высшему разряду. Сантехника вся импортная... В общем, чувствовалось, что Джема не зря руководила кооперативом.
– Балдежно здесь у тебя, – сказал Семен.
– У нас, – поправила Джема.
– У нас... Так и лежал бы, ничего не делая...
– В чем проблема?
– Да дела у меня...
– Оставь.
– Ты узнала, кто сдал меня ментам?
– Ну, все же хорошо, ты на воле, у тебя все есть...
– Кто меня сдал? Кит?
– Я не уверена.
– А я уверен.
– И что ты собираешься делать?
– Откручу ему башку.
– Успокоиться тебе надо. Отмякнуть. И отмокнуть. Я сейчас ванну с солью приготовлю... Но сначала надо позавтракать. Вернее, пообедать... Ты голубцы любишь?
– Не очень.
– Почему?
– Да надоели. У нас в зоне только голубцами на обед и кормили. Утром пельмени, в обед – голубцы, на ужин – лосось в сливочном соусе. И так каждый день.
– Ну вот, ты уже и шутишь, – весело улыбнулась Джема. – Значит, все хорошо. Давай умывайся, и к столу!
Борщ у Джемы вкусный, наваристый, и голубцы – просто шедевр кулинарного искусства. А еще холодная водочка из холодильника хорошо пошла.
Правда, напиться ему Джема не дала. Затащила в ванну, а пока он там отмокал, успела отвести Костика к своим родителям, которые жили неподалеку. Перетащила она их из убогой дыры в поселок, где купила для них домик с участком. А родители Семена жили в Москве, на ее ближней от поселка окраине. Это Джема подсуетилась. Она еще в девяностом году поняла, что рубль будет обесцениваться. Семен хотел квартиру в Москве, там она для него ее и купила – на его деньги, которые он как раз под это дело и собирал. Но в этой «двушке» сейчас живут его родные, и выселять он их не собирается.
Джема неспроста увела ребенка. Она хотела разнузданного секса, и Семен ей в этом не отказал. Молодая женщина заслужила это.
Тяжелая груша едва не лопалась от могучих ударов, цепь, на которой она держалась, натужно звенела, пытаясь вырваться из потолочного крепления. Это громила Пупс ей так поддавал. Мощный пацан, настоящая машина для убийств. И видно, что работает он от души. Да и остальные пацаны не баклуши в спортзале били, а груши да макивары. И все они так увлечены, что не замечают Семена.
– Стоп, мотор! Передых! – громогласно объявил он.
Пупс остановил кулак на половине пути. Повернулся к нему, просиял.
– Сэм! Братуха!
Он распахнул свои могучие объятия, но Семен весело ткнул его пальцем в грудь.
– Может, в спарринге поработаем?
Он страшно рисковал. Ведь Пупс мог задавить его одной только своей тяжеловесной мощью. Да и техника у него отличная, и удары поставлены. Но Семен должен был с порога заявить о себе в полный голос. Он привык жить в мире, где старые заслуги не в счет. В лагере свой авторитет ему приходилось поддерживать ежедневно, если не ежечасно.
– Ты это серьезно?
– А почему бы и нет?
Он снял с себя куртку, стянул свитер, футболку. Штаны на нем спортивные, эластичные, ногам в них свободно.
– Ух ты, волына у тебя! – заметил Пупс.
Семен засмеялся. Был у них в зоне один художник, такие татуировки делал, что сам «хозяин» не удержался и украсил себе плечо горным орлом. А Семену этот мастер выколол на левой стороне груди три волчьих морды в одной упряжке. Это символ его лагерной бригады, у всех бойцов была такая татуировка. А еще, ради прикола, Семену выкололи на животе пистолет. Если оголить торс, то со стороны могло показаться, что за пояс у него вложен настоящий ствол.
– Мы же волынские, как нам без волыны! – подмигнув Пупсу, сказал он. Обошел по кругу всех пацанов, пожав каждому руку, наспех размялся и только тогда поручкался с Пупсом.
– Ухач! Подавай сигнал!
Ухач тут же хлопнул в ладоши, но Пупс, похоже, прозевал момент. Зато Семен ударил в тот же миг, ногой, в живот, под самый пупок. А удар у него – спасибо Гусаку – будь здоров. Пупс дернулся так, будто поймал животом бронебойный снаряд. Согнулся, со стоном раскрыв рот.
Семен мог бы добить его коленкой в челюсть, но он всего лишь приложил к его лбу ладонь и с силой оттолкнул от себя. Пупс не упал, но встал на колено, склонив перед победителем голову. Это вышло у него случайно, но все равно символично.
– Хреново работаем, пацаны. Ничего, я вами займусь!
– Так мы этого и ждем, Сэм! – просиял от восторга Абрикос.
– Кит где? – спросил Семен, натягивая футболку.
– Не знаю. Там у него Пуп в кабинете... Пьяный, – немного подумав, добавил Ухач.
– Чего так?
– Да с Наташкой проблемы, – опустив голову, сказал Клюв.
– Что за проблемы? – разволновался Семен.
Хорошо, что он оставил Джему дома. Угостил ее на завтрак соком со снотворным, уложил спать, чтобы под ногами не мешалась, а сам сюда, к братве.
– Там солнцевская братва ее размазала...
– Не понял.
– Она с Алексом жила. На иглу подсела...
– Чего?
– На иглу подсела... А ты что, не знаешь?
Семен мотнул головой.
Не говорила ему Джема про Наташу. Да он, в общем-то, и не спрашивал. Харитон мог его в пути просветить, или Кузов, но, видимо, они понимали, что для Джемы это больная тема, потому и не
