Кучумовы владения, то ермаковская дружина получила полную возможность убедиться в том, что англичан постигла неудача.
И все же какой-то европейский корабль прошел морем в устье Оби именно в то время, когда войско Ермака проникло на Иртыш.
Источником этого известия был не кто иной, как Маметкул, Кучумов племянник. Он все время тревожил Ермака набегами, пока не доигрался до беды: был захвачен русской дружиной в плен и отправлен в Москву. Едва ли пленник скрыл от Ермака весть, которую он вскоре передал в столице Еремею Горсею.
Маметкул рассказал, что всего «года два назад» он захватил иноземный корабль с пушками, порохом и всякими припасами. Корабельщики, по его словам, «ехали по реке Оби искать пути в Китай через северо- восток». Кучумов племянник, разумеется, не мог знать ни о плавании Пэта и Джекмана, ни о сборах Оливье Брюнеля. Он лишь сообщал о факте, совершившемся событии.
Бывалые русские мореходы с Печоры тоже передавали весть о гибели европейского корабля, пришедшего морем к устью Оби. Они считали, что судно было английское, но вряд ли печорцы могли тогда отличить англичан от голландцев, нанятых Брюнелем для его «китайского» путешествия. О трагическом событии печорцы рассказывали Антону Маршу, служащему Английской компании.
Вполне возможно, что Ермак пытался проверить тревожную новость, сообщенную Маметкулом. Известно, в частности, что ермаковец Богдан Брязга ранней весною 1583 года поспешно, даже не дождавшись вскрытия реки, устремился на Север, к иртышскому устью и к Оби.
По некоторым свидетельствам, во время этих скитаний Богдан Брязга собирал ясак (дань) с покоренных татар, воевал еще не покоренных и, между прочим, занимался поисками драгоценного остяцкого идола — «Золотой Бабы», — еще с XV века волновавшего воображение иноземных путешественников. Возможность обладания золотой статуей и собранными вокруг нее богатствами, принесенными в жертву за долгие годы, манила многих. Но Брязга мог также искать и следы иноземного корабля, погибшего на Севере. По разведанной Брязгой дороге вскоре отправился и сам Ермак. Он дошел до Казыма. Лишь 300–400 верст отделяли его от Обской губы. И это тогда, когда «царское прощение» в виде панциря с золотым орлом уже было получено Ермаком из рук его посла Ивана Кольцо!
…В последние годы жизни Ермаку пришлось без чьей-либо помощи познавать неизведанные земли Сибири и Средней Азии. Он заботился о безопасности движения караванов из Бухары по новой для русских дороге, которая, начинаясь в верховьях Ишима, направлялась к горам Улутау, шла к реке Сарысу и городу Туркестану, пересекала Сырдарью и выходила к Бухаре. В Ташкенте же начинался караванный путь в Кашгар — город Восточного Туркестана. Охранять эти пути от набегов татар Ермак считал своим долгом.
На Севере участок дороги примыкал к реке Вагай. Близ ее устья были «прокопы» — каналы, устройство которых приписывалось самому Ермаку. Здесь он и погиб, когда, спасаясь от коварного набега Кучума, бросился в реку.
Кучум пережил своего могучего соперника. Жалкий, полуослепший «сибирский салтан» метался, как загнанный зверь, то в камышах Кургальджина — казахского озера, обители розовых фламинго, то по степным просторам Барабы, то на песчаном прибрежье Зайсана. Не найдя помощи и защиты у зайсанских ойратов, он пошел к большим ногаям, а затем столкнулся с бухарцами. Они-то и заманили его вновь «в калмыки» — ойратские земли — и там «обманом убили».
Но почему же Иван Грозный не решился послать правительственные войска для защиты русского Севера от вторжения иноземцев и набегов Кучума?
В то время когда поход Ермака только начинался, у русского царя было нелегкое положение. Война с польским королем Баторием вызвала острый недостаток пороха, свинца, селитры. Грозному пришлось просить английскую королеву о помощи. Чтобы избежать возможных дипломатических осложнений, царь закрыл глаза на экспедицию Пэта и Джекмана, преследовавших определенно захватнические цели, и в то же время объявил, как известно, поход Ермака проявлением самовольства и разбоя.
Строгановы получили от него знаменитую «гневную грамоту» и попали в опалу — все из-за того же Ермака.
Получить «прощение» Ермаку и Ивану Кольцо удалось только после того, когда вопрос о том, кто хозяин Сибири, был уже навсегда решен.
Но Ермака, видимо, заботило не это. Он мыслил и действовал как государственный деятель, прокладывавший великой державе путь к Востоку.
«СТАТЕЙНЫЙ СПИСОК» АНДРЕЯ ПЛЕЩЕЕВА
…Они целый месяц жили в Астрахани, готовясь к дальнейшему путешествию, перегружая на морские корабли свои припасы, товары и пожитки, привезенные на московских стругах. Здесь были дорогие сибирские соболя, тяжелые моржовые клыки, диковинные часы с золотой цифирью и живые птицы кречеты — подарки шаху персидскому. На престол Ирана только что вступил новый властитель — преемник Абасса I Сефи.
Стольник Андрей Плещеев и дьяк Никифор Талызин ехали из Москвы в ставку шаха. В тот год шах воевал с Турцией, и русские послы еще не знали, где они найдут его для того, чтобы вручить ему московские верительные грамоты.
Было это в 1629 году…
Но лишь недавно в Тамбовском областном архиве была найдена переплетенная в кожу рукопись XVII века. Это «Статейный список» «его царского величества послов стольника Андрея Плещеева да дьяка Никифора Талызина посольства их Персидского лета 7137 июня 2 дня…».
Выяснилось, что «Статейный список» Плещеева и Талызина в свое время находился в богатейшем собрании рукописей М. С. Воронцова-Дашкова (1782–1856), который с 1844 по 1854 год был наместником Кавказа. Как попала эта рукопись в Тамбов — пока еще не установлено.
Послы отправились «в судех Москвою рекою», а затем шли Окой и Волгой через Касимов, Муром, Нижний Новгород, Казань, Самару и Царицын до Астрахани. Вместе с московскими послами следовали персидские купцы, закупавшие на Руси большую партию сибирской пушнины, и шахский посол Махмет Салыбек. Для торговли с «кызылбашами» в Персию ехал также «купчина» Григорий Мыльников.
В октябре 1629 года посольские корабли, пройдя Каспий, подошли к приморской Терской пристани. От Терского города русские отправились к реке Быстрой, проплыли по ней, а потом проследовали сушей к Дербенту. «Дербентский салтан» в январе 1630 года приветствовал гостей пушечным салютом с ветхих башен когда-то грозной крепости у «Железных ворот» Каспия.
Через месяц русские вступили в Шемаху, где их встретил Казак-хан. В шемаханском Шах-караван- сарае, в южной части города, можно было видеть русских купцов, торговавших соболями, оловом и медью.
Посольству оказали почет и в «Ордевиле» — Ардебиле. Плещеева и Талызина приветствовали ардебильский наместник «Чирак, ханов сын» и шахский визирь. На рынках Ардебиля встречались торговые люди из Китая, Индии, Турции.
15 августа 1630 года московские послы выехали в ставку Сефи, где и произошел обмен грамотами. Грамота шаха персидского была переведена толмачом Мустафой Текелеезым, сопровождавшим Плещеева.
Андрей Плещеев заявил, что московский царь готов закупать в Персии селитру. Русские послы просили Сефи указать пути, которыми будут впредь пользоваться московские купцы и послы для поездок в Персию. В ответ персидский шах посоветовал «…водяной им путь из Астрахани до Терека, а с Терека рекою Быстрою до тех мест, где им из судов выйтить». Русским купцам разрешалось ходить в Персию морской дорогой.
Поздней осенью 1630 года царь Михаил и его отец — патриарх Филарет слушали «Статейный список» Плещеева и Талызина. Отчет послов был встречен в Москве с большим вниманием. Ведь самая удобная дорога для вывоза персидского шелка в страны Западной Европы проходила через Русь — Астрахань и
