Тарский казак разглядывал зубчатые стены и башни Сучжоу, Ганьчжоу, Ланьчжоу. У последнего из этих городов Вершинин увидел волны Желтой реки. Там находилась переправа.
Закончил он свой путь в «зарубежном городе Сюмени». Но это не что иное, как Синин! «Город-де каменный, добре велик», — сказывал впоследствии Емельян Вершинин в Томске. Если бы отважный казак мог читать сочинения древних путешественников и историков, то он узнал бы, что в Синине в 1265 году побывал великий Марко Поло, который называл этот город по-разному: Синги, Финги, Чингуй и другими именами — их было не менее восьми. Окрестная страна была известна Марко Поло как «царство Ергигул».
Стены Синина скрывали великое торжище, на котором Вершинин продавал товары, данные ему Дайчином-тайшой, и покупал для него товары местного рынка. О составе их можно догадываться. Склады Синина ломились от грузов драгоценного ревеня, произраставшего на Тибетском нагорье. Оно было совсем близко, отроги Восточно-Тибетских гор подступали к Синину. В кумирнях Синина мерцали золоченые лики буддийских истуканов, окутанные дымом благоуханных курений. От ворот города уходили дороги в Восточный Туркестан, Тибет и область озера Кукунор.
О приезде русских в Синин узнали слуги Сыцзуна, властителя Минской империи. Вскоре Емельяну Вершинину вручили грамоту императора. Он посылал русскому царю подарки — тридцать две чаши, выточенные из какого-то ценного камня — возможно, из чудодейственного нефрита. В те времена существовало поверье, что нефритовые чаши предохраняют людей от отравления.
Надо полагать, что Емельян Вершинин 1642 год встретил в Синине и, следовательно, хорошо изучил жизнь и быт его обитателей. Лишь 20 сентября 1642 года два загорелых человека въехали в тесовые, обитые железом ворота Томска и остановились у воеводского двора. Князь Клубков-Масальский увидел перед собой Емельяна Вершинина и толмача-бухаретина Ермомета Шагалакова. А где же казанский татарин Алыбайка? Вершинин ответил, что не судьба была вернуться Алыбайке в Томск… его убили калмыки.
Тарский казак выставил на стол воеводе тридцать две нефритовые чаши и положил свернутую в трубку грамоту минского императора Сыцзуна, покрытую неведомыми письменами. В тогдашней Руси грамоту эту не мог прочесть никто.
Емельян Вершинин был грамотным и пытливым человеком! Поэтому можно предполагать, что он составил чертеж — по-нашему, маршрутную карту своего путешествия — от «Казачьей орды» до Восточного Тибета. Может быть, в делах Сибирского приказа еще отыщется такая карта, где, по обычаю, север изображен внизу, а юг — вверху. Эта находка была бы воистину драгоценной.
Составленная князем Клубковым-Масальским «отписка» о походе Емельяна Вершинина в дальние страны пролежала в архивных «столбцах» более столетия. Нашел ее российский историограф Г. Ф. Миллер. Он включил отписку в свое знаменитое собрание древних бумаг, известное под названием «Портфели Миллера». В этих грандиозных «портфелях» к тому времени уже лежали сведения о человеке, совершившем в первой четверти XVIII века путешествие по следам Емельяна Вершинина. Этим человеком был Федор Трушников.
Трушников вышел из Тобольска, миновал, как и Вершинин, казахские степи и Восточный Туркестан и очутился в Синине. Трудные дороги привели Трушникова на озеро Кукунор и на берега золотоносной реки Алтын-Гол. Мне довелось изучать поход Трушникова, и я пришел к выводу, что его путь зачастую совпадал с дорогами Емельяна Вершинина.
…Грамоту минского императора Сыцзуна, доставленную Вершининым в Томск, долго никто не мог перевести. Смысл ее прояснился лишь после того, как воевода Афанасий Пашков, в отряде которого состоял «огнепальный» и неистовый протопоп Аввакум, вернулся из своего похода в «глубочайшие пределы» Даурии. А когда они находились на Нерче-реке и стояли на берегах озера Иргень, в отряде появились знающие толмачи, умевшие читать восточные письмена. Один из них пошел на Русь, поселился в Тобольске и принял русское имя. Именно он и прочел с опозданием более чем в тридцать лет послание минского императора. Оно полностью подтверждало факт пребывания Вершинина и его товарищей в Синине, у врат Восточного Тибета. В грамоте Сыцзуна высказывались вполне трезвые и миролюбивые мысли. Сыцзун давал высокую оценку мужеству Вершинина и его спутников. Из грамоты видно, что Алыбайке-татарину удалось вместе с Вершининым достичь Восточного Тибета, и убили его калмыки лишь на обратном пути из Синина в Томск.
Не зря Емельян Вершинин с товарищами изучал торговлю в Восточном Тибете, Турфане, Хами и других посещенных ими городах. Не прошло и десяти лет после возвращения путешественников в Томск, как на Ямышевское озеро пришел торговый караван из Яркенда, доставивший ревень, яркендские ткани, овчинные тулупы. Томский татарин Шарип Яриев, узнав об этом, в 1633 году посетил Ямышевское озеро и скупил там много разных товаров для продажи в родных краях. Так началась торговля Сибири с кашгарскими городами и Синином.
У ПАДУНСКОГО ПОРОГА
В 1631 году к грозному Падунскому порогу на Ангаре пришел из Енисейска казачий пятидесятник Максим Перфильев. Он заложил возле Падуна бревенчатое укрепление, назвав его Братским строгом. Перфильев остался там на зимовку.
Туруханские и енисейские землепроходцы и до Перфильева не раз проникали на Ангару.
«Гулящий человек» Пенда, совершивший грандиозный поход от Енисея до Лены, на обратном пути перешел с ленских верховьев на Ангару и, вероятно, первым одолел ее ревущие пороги. Это было в 1618 году.
Уже тогда Енисей и Верхняя Тунгуска, как называлась Ангара от места ее впадения в Енисей, стали частью будущего пути на Лену. Русские прослышали про «Братскую землю», где обитали буряты. Вскоре туда двинулся енисейский служилый Ждан Власов (1623), а через четыре года Максим Перфильев получил «наказную память» для первого похода по Ангаре.
В 1628 году искусный рудознатец, бывший воевода енисейский, Яков Хрипунов, пройдя пороги Ангары, начал поиски серебряной руды в новом крае. Он прослышал о богатых залежах серебра в Даурии, собрался туда идти, но внезапно умер, не осуществив своего замысла. Могила первого ангарского рудознатца затерялась где-то возле устья Илима.
Одновременно с Хрипуновым «под Брацкий порог» пришел бесстрашный Петр Бекетов. В 1629 году, питаясь лишь травой и кореньями, он семь недель скитался в неизведанных землях.
В 1632 году в Братском остроге находилось около ста жителей. От сосновых ворот Братска расходились пути, ведущие к Ледовитому океану, к Амуру и Восточному морю, в Даурию, Монголию и Китай. Один за другим здесь появлялись величайшие землепроходцы XVII века — Василий Бугор, Иван Москвитин, Курбат Иванов, Иван Похабов.
Василий Ермолаев Бугор, продолжая свои странствия, дошел, отсюда до Анадыря. Иван Москвитин открыл Охотское море, Курбат Иванов первым исследовал Байкал, Иван Похабов, основав будущий Иркутск и открыв Селенгу, пошел «к мунгальскому царю к Цысану, для проведывания серебряные руды и Китайского государства». Основатель Братского острога Максим Перфильев, исследовал Селенгу, а потом поплыл к устьям великих сибирских рек. Петру Бекетову посчастливилось открыть почти непрерывный водный путь между Ангарой и Амуром.
Сразу же после основания Братского острога землепроходцы получили различные устные сведения не только о Китае, но даже о Тибете и далай-ламе. Затем, на исходе первой половины; XVII века, Братский острог перенесли от Падуна к устью Оки.
Отважные служилые люди, презрев опасности, шли на стругах и каюках к Падуну, Долгому, Пьяному и другим порогам и перетаскивали свои суда на руках через каменные гряды. Зоркие глаза путешественников различали среди бурных вод Ангары отдельные «конь-камни», «языки», «камни-лебеди», гранитные «лопатки».
На порогах Ангары и в Братском остроге побывал протопоп Аввакум — подневольный участник даурской экспедиции Афанасия Пашкова. «Горы высокие, дебри непроходимые; утес каменный, яко стена стоит, а поглядеть — заломя голову», — описывал Аввакум окрестности Долгого порога. Протопоп запомнил
