своих статьях и очерках Ф. М. Достоевского. Тем не менее предположение о связях семипалатинского историка с Ф. М. Достоевским остается в силе, и можно полагать, что еще будут найдены архивные материалы, подтверждающие это.
Мне довелось познакомиться с алма-атинским исследователем архивов Н. П. Ивлевым. Он рассказал мне, что также обратил внимание на яркую личность семипалатинского историка и начал поиски еще неизвестных данных об Абрамове. И Н. П. Ивлев нашел одно важное свидетельство. Оказалось, что Н. А. Абрамов в свое время составил описание жизни казахов Большой орды.
Очерк Н. А. Абрамова о Семипалатинске пользовался большим успехом. Уже в 1862 году он был перепечатан в «Журнале Королевского географического общества» в Лондоне.
Между тем внимание историка привлекли Кокпекты и Усть-Каменогорск. В Кокпекты Н. А. Абрамов побывал не раз, исследуя золотоносные прииски и жизнь казахов-кереев. В 1863 году в «Известиях Русского географического общества» появилась статья Н. А. Абрамова по истории Усть-Каменогорска.
В 1860 году Н. А. Абрамов вновь посетил Копал, а оттуда проехал в Верный. В октябре он провел там метеорологические наблюдения. Высокого русоволосого человека видели в Верненской крепости, в Большой и Малой станицах, в Талгарской слободке, на берегах Алматинки…
В Верном и его предместьях Н. А. Абрамов насчитал до сорока курганов, осмотрел древние могилы на озере Иссык и в Тургене, отыскал следы укрепления в Талгаре, установил, что укрепление окружено остатками старинных арыков. Он записывал драгоценные сведения о численности обитателей Верного, об их занятиях, о зачатке местной промышленности, о садоводстве и виноградарстве, о торговле с Казанью и Тюменью, Петропавловском и Семипалатинском, Ташкентом и Кульджой. Исследователь предрекал огромную будущность городу, сторожившему дороги из Семипалатинска в Кашгар и из Кульджи в Коканд..
Путешественник появлялся в аулах казахов-дулатов, кочевавших в непосредственной близости к Талгару, Узун-Агачу, Каскелену и другим приметным местам. Он подсчитал количество дулатских юрт, собрал данные об отдельных казахских родах.
Кроме того, Н. А. Абрамов определил расстояние между главными поселениями Семиречья и Киргизии, описал станицы и пикеты на тогдашних основных путях сообщения. Обо всем этом можно прочитать в замечательном очерке «Алматы или укрепление Верное с его окрестностями», напечатанном в первом томе «Записок Русского географического общества» (1867) вместе со статьями Н. А. Абрамова о реке Каратал, Копале и станице Верхнелепсинской.
На берегах Каратала путешественник изучал быт казахов и племени жалаир, перечислял имена предводителей родов. Он обращал внимание на земледельческие опыты жалаиров. И, как всегда дороги вели семипалатинского следопыта к заброшенным древностям.
В Коксуйской долине, окруженной зелеными горами, он обнаружил загадочные курганы. На склонах гор Лоба, возле речки Теректы, Н. А. Абрамов осмотрел остатки когда-то связанных между собой шестнадцати зданий, сложенных из дикого камня голубоватого цвета. На этих развалинах находили овальные медальоны с изображением венценосной женщины.
Перстень Арслана, венценосная богиня, письмена и рисунки на скалах, человеческий череп с узором, похожим на «розу ветров», были Абрамову наградами вечности за его неустанные труды.
Скончался Н. А. Абрамов в 1870 году в Семипалатинске.
СУДЬБА ПОЭТА
Это произошло в станице Большой Алматинской на окраине старого города Верного, в доме казачьей вдовы Надежды Чукреевой. Дом находился на Пригородной улице и значился под номером 39.
Иван Куратов, истощенный застарелой лихорадкой, полученной им во время поездки в Кульджу, заболел неизлечимым недугом тружеников и бедных людей; чахотка постепенно сводила его в гроб.
Осенью 1875 года он слег. 17 ноября к Ивану Алексеевичу пришел его друг, Василий Иванович Чистопольский. Куратов пригласил гостя пообедать вместе, но за столом у поэта вдруг хлынула горлом кровь. Чистопольский бросился за лекарем, обошел весь Верный, но врача так и не привел. К вечеру Иван Куратов умер.
Я заглянул в свой архив для того, чтобы поделиться с читателями некоторыми новыми сведениями о замечательном поэте и просветителе народа коми, о его жизни в Верном.
Но приведу сначала некоторые данные из биографии поэта.
Иван Алексеевич Куратов родился в 1839 году в глухом углу Вологодской губернии, в селе Кибра, где отец его был приходским пономарем.
Детство и юность будущего зырянского просветителя проходили в горькой нужде. Подросток пришел босиком в городок Яренск, где поступил в церковноприходскую школу. Закончив ее, Иван Куратов стал учиться в Вологодской семинарии. Юноша полюбил произведения Пушкина, Лермонтова, Гоголя. Он изучил латынь, древнегреческий, французский и немецкий языки.
В 1857 году И. А. Куратов написал первые свои стихи на родном для него языке. Занявшись исследованием устного творчества народа коми, когда служил «младшим учителем» в Устьсысольске (теперь — Сыктывкар, столица Коми АССР), он напечатал в «Вологодских губернских ведомостях» свой первый труд — очерк о зырянском языке.
«По оригинальности содержания зырянский язык есть один из замечательнейших языков Европы», — писал он.
Томясь в глухом захолустье, Иван Куратов писал обличительные стихи о нравах устьсысольского «общества». Оно, разумеется, не простило поэту его выступлений. «Младший учитель» совершенно неожиданно был «определен» в военно-судебные чинов: ники и в 1865 году отправлен в Казань, в школу полковых аудиторов.
Там Иван Куратов прожил около года, после чего был назначен на службу в Семипалатинск. И удивительное совпадение: его причислили к тому самому 7-му Сибирскому линейному батальону, в котором всего несколько лет назад находился Федор Достоевский. Куратов встречался с людьми, близко знавшими автора «Бедных людей».
28 декабря 1867 года И. А. Куратов прибыл в Верный. Три года подряд он прослужил аудитором 10-го Туркестанского линейного батальона, затем стал письмоводителем различных учреждений Семиреченской области и Верненского уезда. Лишь под конец жизни Куратов «дослужился» до звания младшего чиновника особых поручений при особе семиреченского губернатора. Несмотря на столь громкий титул, поэт был всего-навсего канцеляристом военного суда в Верном.
Жизнь Ивана Куратова проходила в долгих, утомительных, а подчас и опасных разъездах по краю. Ему приходилось расследовать уголовные дела, изобличать барантачей, грабителей, растратчиков, вскрывать злоупотребления местных чиновников, бороться с произволом и взяточничеством. Лепсинск, Копал, Токмак, Усек, Борохудзир — вот далеко не полный список городов и местностей, посещенных поэтом за время его службы в Семиречье.
В 1871 году И. А. Куратов прожил несколько месяцев в Кульдже, в Западном Китае. В глинобитных стенах города он написал одно из своих стихотворений. До нас дошли свидетельства, что поэт изучал китайский язык, собирал восточные рукописи. Часть их попала впоследствии к брату писателя — Вонифатию Куратову и до 1912 года хранилась в библиотеке Троицко-Печерской школы.
Верненский военный аудитор неустанно работал над переводами. Он перевел на язык коми творения Горация, Анакреона, Гёте, Пушкина, Байрона, Лермонтова, Шиллера, Вольтера, Беранже, переводил, сербские песни, собирал казахские сказки.
В произведениях Куратова упомянуты не менее десяти различных народов России — от тунгусов (эвенков) до жителей казахских степей. Поэт изучал языки северных и приволжских народностей, исследовал древний санскрит.
В 1874 году Иван Куратов во второй раз посетил Кульджу, проехав туда со стороны Борохудзира и Хоргоса.
Архивы открыли нам одну из причин безвременной смерти поэта. Оказывается, что еще во время
