«Персы», когда хор, обращаясь к душе умершего Дария, восклицает: «О, Баал… царь незлобивый, Дарий- отец, явись!» (Эсхил. Персы, 658–662).
Но что это может дать для нашей задачи объяснения значения названия «Русь»? Дело в том, что те «варяги», о которых идет здесь речь, ославяненные руги-русы, могли иметь общие культы со славянам и «состоять в родстве» со своими богами. Средневековый немецкий хронист Гельмольд приводит следующие сведения о прибалтийских славянах: верят «что они от крови его (божества) происходят, и каждый из них тем важнее, чем ближе он стоит к этому виду богов» (Кузьмин, 1988. С. 181). Здесь, прежде всего, бросается в глаза неразличимое целое — ближайший «родственник бога», прежде всего, конечно, rех («царь, король»), и сам бог. Поэтому можно было сказать, что «царь — это бог». Эта логика слияния в единое бога и царя, а в нашем случае князя, позволяла перенести отклик, обращенный к богу «О, Рус!» или «О, светлый!», «О, царь!», на получивших прорицание мужей русое и на их дружину русь — «светлые, царские». Отсюда — «русские светлые князья» в договорах с греками. В «Слове о полку Игореве» храбрые русичи с отчественным суффиксом — ич нечто другое — это «одного отца дети или отцовские дети», то есть «арийцы». Ф.И. Буслаев пишет: «Слово Арии (как бы Арьичи, с отчественным окончанием ич) есть не иначе что как отцовские дети (как бы отчичи), потому что Ари или Арья значит отец или глава семейства» (Буслаев. Т. I., 1908. С. 495). Таким образом, русичи — «кровные родственники» бога, которому восклицали «О, Рус!» — «О, светлый!» или «О, царь!». Но в контексте «Слова о полку Игореве» русичи — это силы (войско) Дажь-Божа внука, предводителя русичей Игоря, потомка Владимира Красное Солнце-Дажь-Бога, «одного отца дети» — Крестителя Руси Великого князя Киевского Владимира. Заметим, что форма русичи встречена в единственном источнике — в «Слове о полку Игореве».
После смерти братьев-соправителей, Синеуса и Трувора, Рюрик становится основателем царской власти в России. Кстати, он единственный из троих призванных князей, во второй части имени которого есть окончание — rik «царь». Рюрик становится тем «нарядником», на отсутствие которого, по одной из летописных версий, жаловались призываемым князьям послы новгородских племен. «Нарядник» от глагола «наряжати», по определению исследователя институтов десятских и сотских в древнерусском государстве В.А. Кучкина. Правда, по отношению к сотским, он «означает организовывать людей для исполнения каких- то физических работ и руководство какими-то натуральными повинностями населения». На самом деле, у них были обширные права и обязанности, они, пишет Кучкин, «выступали как организаторы княжеского хозяйства» (Кучкин, 2004. С. 43, 44). «Нарядник» Рюрик — организатор первоначального дружинного государства и «распорядитель» народа.
Возможно, в эпоху Рюрика стало складываться дружинное право, право корпоративное, отразившееся в древнейшей Правде, «Законе Русском», с его «монархическим» принципом — существование одной плоскости правовых отношений: горизонтальной (дружинник — дружинник), в то время как «взаимоотношения между князем и дружинниками не нашли отражения в древнейших записях правовых норм, — в противоположность ранним судебникам англо-саксонской Англии, Дании, Норвегии и Швеции» (Никольский, 2004. С. 45). Но помимо дружинного права Руси существуют реальные связи призванных «распорядителей народа» с венетско-ругско-славянским миром, опирающиеся на особую церемонию возведения на престол нового правителя — князя, которая существовала уже в середине VIII в. у альпийских словен, родословие которых возводят к венетам (Ронин, Иванов, 1989. С. 167, 173). Носителями обряда были косезы: близкий к князю привилегированный слой кметов, «крестьян-воинов». Косезы обладали наследственным правом «принимать» и утверждать от имени «страны» ее нового властителя. Они избирали «лучших» и «мудрейших» из своей среды. Наиболее уважаемый среди избранных руководил церемонией. Он, сидя на камне на поле, ожидал, когда будущий правитель явится в крестьянской одежде на поле. После этого он задавал сидевшим вокруг него косезам-соприсяжникам ритуальные вопросы о качествах будущего князя. Косезы отвечали, одобряя нового князя. Затем они сажали нового князя на лошадь и трижды обводили вокруг камня. Участники и зрители, мужчины и женщины, восхваляли бога в ритуальных гимнах. Затем крестьянин на камне уступал место князю.
Признаем, что князя в словенском ритуале сажали на камень, что камень в этом случае служил как бы столом, престолом, сидением. Однако для того, чтобы лучше почувствовать его связь с древнерусским обычаем возведения на престол нового правителя в начале христианства на Руси, вспомним выражения о вокняжении: (князь) «сел на столе» (летопись), о самом правлении: «Владимир на столе» (надпись на сребрениках Владимира), — это реальная связь между венетским и русским обычаями, так как русского князя сажали в буквальном смысле на стол в церкви, где совершалось возведение на престол нового князя. Только в одном случае — «поклонный» камень в поле, в другом — стол в христианском храме. Объяснений не нужно, достаточно самоочевидной истины, тем более, что др. — русск. столь «престол, сидение».
Византийский историк второй половины X в. Лев Диакон сохранил от того времени в своей «Истории» связь Святослава Игоревича и его соратников-товарищей с «венетским» обычаем возведения на престол нового правителя, — крестьянскую одежду Святослава и его «друзей» во время встречи с императором Цимисхием. «Одеяние его было белым и отличалось от одежды его приближенных только чистотой. Сидя в ладье на скамье для гребцов, он поговорил немного с государем об условиях мира и уехал» (Лев Диакон, 1988. С. 82, 213, примечание 57).
Теперь попытаемся под другим углом взглянуть на действия Олега, когда он прибил свой щит к вратам Царь-града и заявил требование побежденным грекам о том, чтобы они сшили для кораблей руси «парусы паволочиты» (из паволоки), — не как на прихоть и безумную роскошь новопришельцев к славенам, «новых русских», а как на сакральное действие, в том числе и действие со щитом. Дело в том, что «под именем паволок разумелись дорогие ткани красного цвета — порфиры, парчи, багры и т. п.» (Срезневский. Т. 2. Стлб. 855–856). Это заставляет живо представить языческие храмы красного цвета у лютичей-вильцов и вагров-ободритов, иллиро-венетских племен, а красные паруса на кораблях руси Олега как посвящение своим богам. В то же время на вопрос о том, какова была сакральная функция щита у руси, пришедшей с Олегом к Царьграду, допустимо, на наш взгляд, ответить примерами из индоевропейской мифологии — у хеттов, а также в Эгейском мире и у ободритов. Так, например, хеттский Цитхарийя — это бог-щит (МНМ. II. 1988. С. 590. Стлб. 3). А в микенскую эпоху существовала особая связь большого щита в форме восьмерки с женским божеством войны, которое обнаруживает черты сходства с Афиной (Цибенко, 1985. С. 203). Но что ближе всего к нашей к цели — у ободритов в XII в. был языческий храм в Вольгасте, северо-западнее впадения Одера в Балтийское море, напротив острова Рюген, в котором вместо идолов находился гигантский деревянный щит, висевший на стене, покрытый золотыми листами, украшенными чеканкой. На нем было изображение Яровита (Ярилы), напоминающее греческого бога Марса. Местные жители, увидев вынесенный миссионерами наружу этот щит, упали на колени, считая, что появился бог войны Яровит (Геровит) (Гимбутас, 2004. С. 190).
Завершив этот обзор, мы готовы сказать, что в действиях Олега, прибившего свой щит к вратам Царьграда, заключалась сакральная функция щита, связанного с богом войны Яровитом — Олег посвятил свой щит этому божеству в знак победы.
Мы, русские, не знаем о себе в начальный период нашей истории, сбитые с толку современным обилием гипотез о междоусобицах, кидающих читателей из стороны в сторону, от норманнов Скандинавии к номадам Северного Причерноморья. Эти «гипотезы» не играют никакой роли в борьбе народа за национальное самосознание. Поэтому не обойдем молчанием сообщения о ритуальных действиях руси Святослава перед решающей битвой. Его воины ночью подобрали убитых, разожгли много костров и сожгли трупы, «заколов при этом по обычаю предков множество пленных, мужчин и женщин. Совершив эту кровавую жертву, они задушили [несколько] грудных младенцев и петухов, топя их в водах Истра» (Дуная. —Л.Г.) (Лев Диакон, 1988. С. 78). Но эти «обычаи предков», как об этом говорят комментаторы к сообщению Льва Диакона, засвидетельствованы многими источниками у славян, а не у норманнов или степняков — ив том числе у славян прибалтийских и западных (Сюзюмов, Иванов, 1988. С. 209–210, примечания № 24–27). Существовали эти обычаи также у мирмидонцев, дружинников Ахилла: Радуйся, храбрый Патрокл!.. / Окрест костра твоего обезглавлю двенадцать славнейших / Юных троянских сынов, за смерть твою отомщая (II. XXIII, 18, 22–23).
«Царство Русь» (в европейских хрониках «Королевство Русь») с «большим городом Киевом» (Титмар Мерзебургский), который по величине и значению «соперничал с царствующим Константинополем» (Адам Бременский), делал знаменитыми тех, кто жил в нем. Так, по скандинавской рунической надписи № 92, Халльфинд известен на родине тем, что живет на Руси (в Гардах), сообщает его мать Хертруд (Мельникова,
