и соединениях ВВС Северо-Западного фронта сотни самолётов пропали, вовсе не оставив никаких следов в документах. Самая распространённая фраза в оперативных сводках и боевых донесениях конца июня 41-го года: «Вследствие отсутствия связи сведения не поступили». Иногда поступали и такие сведения:
«…54 БАП получил задачу на разведку противника в районе Каунас, Пренай, Алитус с последующим бомбардированием обнаруженных частей противника. Полк задачу не выполнил по причине налёта Me-110 и отсутствия технического состава. Полковник Катичев (командир 57-й САД. – М.С.) сейчас расследует причину невыполнения задания, о чём будет сообщено дополнительно… (154)
…На аэродроме Опочка обнаружены 1 И-16 и 1 И-15бис, исправные, сожжено до 20 штук. На западной окраине аэродрома сложены в штабелях 400 штук ФАБ-100 и ФАБ-50, разбросаны по аэродрому отдельными группами по 4 – 6 штук бомб. На южной окраине аэродрома находятся 3 – 4 ящика со взрывателями… (155)
…Потери: 1 И-153разбит при взлёте, 2наскочили друг на друга при рулёжке, 1 при посадке наскочил на СБ… (156)
…4 истребителя МиГ-3 выполняли боевую задачу – штурмовка аэродрома Ликсна (к тому времени уже занятому противником. – М.С.). До цели не дошли, потеряли ориентировку, сели вынужденно в районе Городок, 3 на живот, 1 лётчик выбросился с парашютом, самолёт сгорел. Вёл группу майор Сухорябов… 3 истребителя МиГ-3 летали на штурмовку аэродрома Двинск. До цели не дошли, потеряли ориентировку. Вынужденно сели, самолёты сожжены. Группу вёл майор Сухорябов… (157)
…Личным обследованием состояния авиа-гарнизона Старая Русса (это уже в Новгородской области. – М.С.) выявил наличие дезорганизации и паникёрства. Нарушенная связь никем не восстанавливается; много самолётов, требующих небольшого ремонта, заброшены без наблюдения. Автотранспорт гоняется без надобности, боевые средства (так в тексте. – М.С.) своевременно не обеспечиваются. По причине отсутствия сжатого воздуха выведены из строя три истребителя МиГ-3. Маскировка самолётов слабая, автотранспорт сгоняется в круг и не маскируется. Личный состав не организован, болтается, не знает, что делать. Оборона аэродрома не организована, наблюдение за самолётами противника отсутствует, прямой связи с ПВО нет…» (158)
Разумеется, общая ситуация в войсках Северо-Западного фронта была ничуть не лучше. 28 июня 1941 г. Военный совет фронта отправил наркому обороны СССР донесение следующего содержания:
«Положение фронта.
8-я Армия, понёсшая 40% и более потерь, отходит на северный берег Зап. Двина.
2-я танковая дивизия, видимо, погибла. Положение 5-й танковой дивизии и 84-й моторизованной дивизии не знаю.
11-я Армия как соединение не существует.
Положения 5, 33, 188, 128, 23 и 126-й стрелковых дивизий не знаю…
Связи для твёрдого управления не имею.
Военный совет фронта отдаёт себе полный отчёт в значении рубежа Зап. Двина…» (159)
29 июня Военный совет СЗФ переместился в Псков, т.е. за 200 км от ближайшего берега Западной Двины, перед этим отправив командующему 8-й армии следующую директиву:
«Вы преступно оставили войска на произвол судьбы и укрываете свою шкуру. Для такой ответственной операции, как отход целой армии, нужно было составить план, отводить войска от рубежа к рубежу и крепко управлять отходом каждого соединения. Требую немедленно это сделать. Оперативной группе штаба вернуться в Митава и руководить отходом… Держите радиосвязь со штабом фронта. Вы уклоняетесь от связи, видимо, с намерением, потому что ничего не знаете и не хотите знать о своих войсках…» (160)
А. Г. Рытов встретил начало войны в должности комиссара 6-й САД. Его мемуары, изданные в «годы застоя» (М.: Воениздат, 1968), идейно выдержаны в лучших партийных традициях («личный состав настойчиво изучал опыт участников хасанских и финских событий, готовился к достойному отпору врагу на случай его нападения на Советскую Родину… Командиры и политработники 6-й дивизии разоблачали звериный облик германского фашизма, призывали авиаторов быть бдительными, внимательно следить за происками агрессора»), но в описании жуткого разгрома Северо-Западного фронта даже он не смог сдержать эмоции:
«…Всё живое отступало на восток, всё было в движении, и установить что-либо достоверно просто не представлялось возможным. С воздуха мы следили за продвижением противника, и эти единственные сведения в какой-то мере помогали нам ориентироваться в обстановке. Но и нас, как перекати-поле, ветер войны гнал всё дальше от западных границ… Военный городок, примыкавший к аэродрому, был безлюден. Судя по всему, его оставили поспешно. Ветер хлопал открытыми настежь дверьми и створками окон, по улицам, сверкая зрачками, бегали ошалелые кошки, катилась бумажная метель… Невдалеке виднелись склады. Их тоже оставили на произвол судьбы…» (161)
Да, складов «на произвол судьбы» оставили немало. Этому факту есть не только мемуарные, но и оперативные подтверждения. В спецсообщении 3-го Управления НКО № 37738 от 14 июля 1941 г. читаем:
«…Эвакуация баз и частей от передовых линий фронта происходит неорганизованно, само командование проявляет панику, что вызывает большую потерю боеприпасов и других видов технического снабжения.
3 июля с.г. из района Опочка перебазировалась 110-я авиабаза 6-й авиадивизии, ответственные за погрузку инженер Кашиниен и помощник начальника штаба по тылу майор Шмелёв, не имея взрывчатых веществ, оставили врагу 48 вагонов авиационных бомб.
6 июля с.г. 25-я авиабаза 8-й авиадивизии перебазировалась из местечка Карамышева, для перевозки грузов было подано 4 платформы, однако полковник Шевченко приказал запас бомб и горючего взорвать, имеющиеся 9 самолётов уничтожить, пулемёты ШКАС побросать в колодцы. Что и было сделано, а платформы и автотранспорт были использованы для перевозки личных предметов командования (мотоциклы, велосипеды, подбитые легковые машины). Уничтожение материальной части, запасов горючего и авиабомб не вызывалось необходимостью, так как противник находился на большом расстоянии от места базирования, имелась полная возможность перенести в тыл.
13-я, 127-я и 206-я авиабазы при паническом бегстве большинство запасов оставили на территории, занятой врагом, не уничтожив боевого имущества. Командир 127-й авиабазы старший лейтенант (странное звание для такой должности. – М.С.) Четыркин на площадке Грузджяй оставил врагу 5144 авиабомбы разных марок (при типовой загрузке 6 ФАБ-100 на один бомбардировщик типа СБ или Ар-2 таким количеством бомб можно было обеспечить более 800 самолёто-вылетов, и это – на одном, отнюдь не самом крупном аэродроме. – М.С.), 442 500 винтовочных и авиационных патрон и 10 пулемётов ШКАС. В Шауляе оставлено 18 вагонов авиабомб, 3 млн авиапатронов, несколько тонн бензина, продовольственные, вещевые и технические склады…
Для уничтожения секретной и совершенно секретной документации 10-го авиаполка и 206-й базы в г. Митава были посланы батальонный комиссар Маложин, старший политрук Барыбин и начальник общей части Кудрявцев, которые, перепоручив это задание младшему командиру и красноармейцам, занялись сбором личных вещей, в результате документация указанных частей, в том числе и шифр, при отступлении остались не уничтоженными…» (162)
Вечером 8 июля (через 10 дней после того, как командование фронта заявило об особой важности удержания рубежа реки Западная Двина) Оперсводка № 15 штаба ВВС СЗФ была подписана в Новгороде. Три авиадивизии (4-я САД, 7-я САД и 8-я САД) на тот момент базировались на аэродромах Старая Русса и Сольцы, т.е. на расстоянии в 350 км от Западной Двины.
На вооружении 7-й САД было 13 самолётов (11 СБ и 2 Пе-2) – накануне войны в дивизии числилось 180 исправных боевых машин; в составе 8-й САД было 11 истребителей (все МиГ-3, из них 7 числились
