Прячутся в бухты рыбачьи посуды,Чайки встревожены близкой бедой.— Море, зачем ты теряешь рассудок?— Это не я, а донской Посейдон!Он молодой у нас, буйный по нраву,Он и пастух, в рыбак, и пловец,Гонит свою голубую ораву,Стадо своих тонкорунных овец.Ну, ничего, успокоится скоро,После разгула он любит поспать.Хватит ему и морского простораИ глубины, чтоб однажды устать.Вот и умаялся! Тише и тише.На море чайки спокойно сидят.С неба, как кошки с соломенной крыши,Первоначальные звезды глядят.Песня в Цимлянске звучит над садами —Старый, знакомый, знакомый мотив.Месяц бодает своими рогамиНевозмутимый Цимлянский залив.1964
* * *
Музыка, как небо, над землей.Все в ней есть: восход, закат, сияньеИ нерасторжимое слияньеМлечного Пути над головой.Я, как в небо, в музыку лечу.Мой корабль — восторженность и трепет.Музыка меня, как скульптор, лепит,Я в блаженстве слиться с ней хочу.Безразлично — скрипка иль орган,Балалайка, арфа или домра,Только бы она, моя мадонна,Музыка — и только б не уран!1964
Художник
Алексею Козлову
Художник один на один с холстом,Еще не касается краской и кистью,Но как ему хочется правдой и честьюСказать и поведать о самом простом.О белой ромашке, о девушке в синем,О зное, натянутом как тетива,Оливне, который стучит по осинам,И падают листья, рождая слова.