– Да если надо, так и полдеревни. Они же, суки, все всё знали и молчали.
– Юра, не нагнетай…
– А я не нагнетаю. Кулику дадут десять лет, а потом за хорошее поведение скостят. А он умеет себя хорошо вести – знаешь, какие он правильные сочинения писал в школе! Там такие слова! И вот он выйдет, будет по деревне гоголем ходить. Посмотрит на него молодое поколение и будет ему урок. И через пять лет будет у тебя не один Кулик, у тебя будет целая деревня Куликов… А потом – целая страна!
– Не у меня… – ответил Гранкин.
– Ну хорошо, не у тебя… – согласился Бесчетнов. – У нас. Но если у нас – то и у тебя.
– И чего ты хочешь? – спросил Гранкин.
– Всех под суд! Всех! – жестко сказал Бесчетнов. – У Федотова был вкладыш для ружья под трехлинейный патрон – это разве законно? Дрынов и Крошкин знали, что дружок их убийца, и даже не вякнули – а это в чистом виде статья об укрывательстве преступления. Они пили, ели, катались на петрушкинской машине. Эдак им еще на чьей-нибудь покататься захочется!
– Укрывательство – это если бы они помогали тела в речку сбрасывать или хотя бы кровь замывали… – ответил Гранкин. – или пустили бы Кулика к себе в дом прятаться. А ни Дрынов, ни Крошкин ничего из этого не совершили. Ну, Дрынов помогал вещи из машины выбрасывать. Но и это не тянет на статью. Сволочи они – это да. Но – не преступники.
Бесчетнов тяжело посмотрел на Гранкина.
– Сволочь – это не преступление… – развел руками Гранкин. – не преступление, Юра…
Они помолчали.
– Дрынова мы, может быть, все же достанем… – примирительно сказал Гранкин. – Ему Кулик удочку петрушкинскую подарил, крючки всякие. А это уже – приобретение имущества, добытого заведомого преступным путем.
– Ну так они и коньяк пили, добытый заведомо преступным путем… – усмехнулся Бесчетнов.
– Переварился тот коньяк. Нету его… – хмуро ответил Гранкин.
– Ну, а ружье? Ружье-то? – поинтересовался Бесчетнов.
– А что ружье? – пожал плечами Гранкин. – он же не давал его Кулику. Это как если бы оторвал Кулик штакетину от забора и разбил бы ею человеку голову, а ты бы требовал хозяина забора судить.
– Ишь ты, штакетину… – сплюнул Бесчетнов. – Что у нас за законы такие – никого не цепляют? Крупная ячейка на ваших сетях – все рыбины выскальзывают.
– Так не мы эти сети плетем… – развел руками Гранкин. – Это законодатели. А они – под свой размер. Такие нынче сети, что мелкая рыбешка их и не замечает…
– А чего бы ей замечать-то, если и сети дырявые, и рыбаки полорукие… – ехидно вымолвил Бесчетнов. – если бы не сказал я тебе про эти сапоги, до сих пор бы убийцу искали…
– Не, не искали бы… – хмыкнул Гранкин. – Поймали бы какого-нибудь алкаша, и он бы уже нам все подписал. Мы же не можем такое резонансное дело оставить не раскрытым. Отчитались бы в лучшем виде!
Он отвалился на спинку стула и весело – ну что, выкусил?! – посмотрел на Бесчетнова.
– Тьфу ты! – плюнул Бесчетнов. – Ладно, давай твой чай. Хотя он у тебя вечно вениками пахнет…
– Вениками… вениками… – забормотал Гранкин. – Это смотря какие веники…
– Вот именно! – сказал Бесчетнов. – А ты чай завариваешь из той поганой метлы, которой всю вашу прокуратуру давно надо разогнать…
– Не боись, разгонят… – хмыкнул Гранкин. – Вот скоро будет вместо прокуратуры следственный комитет, и погонят нас всех кого куда…
– А ты? – спросил Бесчетнов.
– А я чуток отдохну – и в адвокаты…
– В защитнички? – поинтересовался Бесчетнов. – Давай-давай. Как раз для тебя место. Сажать не умеешь – так может хоть защищать получится.
– Злой ты… – покачал головой Гранкин.
– Я справедливый! – ответил на это Бесчетнов.
– Но злой… – добавил Гранкин.
– От такой жизни я скоро кусаться начну… – усмехнулся Бесчетнов. – И тебя, Аркадьич, я покусаю первым…
Оба засмеялись – тихо, грустно – и стали молча пить чай.
Глава 3
На следующий день к Бесчетнову вдруг пришел иван Коржавин, офицер из пресслужбы тюремного ведомства. Круглое лицо Коржавина с усами подковой было красным. Бесчетнов еще от порога понял, зачем пришел иван, и не ошибся.
– Предлагаю пивка для рывка… – сказал Коржавин, конспиративно понизив голос, хотя в кабинете никого, кроме них двоих, не было.
– Да не, я теперь не пью…
– Чего так? – удивился Коржавин.
Бесчетнов подумал, потом решился и сказал:
– Да вот, дети у нас с Наташкой будут. Беременная она. Расстраиваться ей нельзя, а я если приду выпивши, вижу – грустнеет она. Не говорит, но я-то не слепой. Так что все. Здоровый образ жизни. И курить бросаю…
Он достал пачку сигарет, покрутил ее и опять сунул в карман, так и не закурив.
– Ого! – сказал Коржавин. – Силен. А я вот не могу курить бросить. Я, правда, и покуриваю так, по мелочи… А то, может, сходим, по кружечке?..
– Нет… – твердо сказал Бесчетнов. – Мне и так в голову всякие мысли лезут.
– Что за мысли? – спросил поскучневший – в пивную хотелось – Коржавин.
– Да вот думаю, какие от меня дети будут? Получится такая же зверушка, как этот Кулик. И куда мне потом от людей прятаться?
Коржавин помотал головой.
– А с чего ты решил, что зверушка будет такая?
– Зла много принимаем… – сказал Бесчетнов. – Таскаем в себе. Во мне ненависти столько не было никогда, даже на войне. Сейчас иногда специально вечером по таким закоулкам хожу, куда раньше и не сунулся бы. А сейчас думаю – ну подойди кто-нибудь, хоть башку на память разобью.
– И что?
– Не подходят. Чувствуют. Так что ненависть материальна. И если она передается вокруг, так может и ребенку передаться…
– Да брось… – недоверчиво сказал Коржавин. – Воспитаешь…
– Воспитаешь… – усмехнулся Бесчетнов. – А как воспитывать? Вот тебя – воспитывали?
Коржавин задумался и сказал:
– Да вроде нет. Так как-то все. Я в деревне рос, там в те времена на баловство времени не оставалось.
– А теперь остается… – сказал Бесчетнов. – А я в городе рос. Мама с утра до ночи на работе. И меня не больно-то воспитывали. Чтобы она мне речи толкала – не помню такого. Дорога была, тропинка. Тебя на нее ставят – ты идешь. Школа-институт-работа. Пионерия-комсомол.
– Вот, и ты, хоть демократ, а о пионерии пожалел…
– Я не о пионерии. Я о дороге.
– Ну так она и сейчас есть.
– Ты имеешь в виду – «украл, выпил, в тюрьму?»
– Ну, примерно, – засмеялся Коржавин, вздрагивая заметно выдававшимся над штанами животом. – Чего ты переживаешь? Есть и другие дороги: школа-институт-работа…
– Есть… поморщился Бесчетнов. – Только уж больно часто в последнее время эти дороги одна с другой перекрещиваются. Окажется такой вот Кулик у тебя на пути – и все.
– Ну, а что ты предлагаешь? Расстреливать?
– А хоть бы и расстреливать… – сказал Бесчетнов. – Он ведь будет на мои деньги в тюрьме жить. И на
