на запугивание, на пустые и ненужные разговоры, на демонстративные приготовления к процессу. Не потому, что дурак, – просто был уверен, что полностью контролирует обстановку. Что он здесь главный и потому решает, что и как будет происходить.
Его бандиты вытащили откуда-то из прохладной глубины дома полутораспальный матрас и уложили его на пол посредине холла. При этом плотоядно косились в сторону Лизы. Так что смысл и конечная цель этих приготовлений не оставляли сомнений в их намерениях. Но старик, как ни старался, не смог отыскать в глазах врага даже тени страха, растерянности или безысходности. Взгляд Монаха был насмешливым и презрительным. И… Может, пожилому мстителю это только показалось… Было еще что-то такое. Что-то похожее на сожаление. Вроде как смотрел бывший спецназовец на покойников, которые еще и сами не поняли, что мертвы.
– Ваха, Рамзан – во двор. – Старику не понравился этот взгляд. – Присмотрите там…
Боевики, явно разочарованные, подхватили свое оружие и направились к двери.
– Не бойтесь, вам тоже достанется, – гаденько усмехнулся старик. – Вас подменят…
И опять пленник не отреагировал на его слова. А ведь говорилось не для боевиков – много чести об их сексуальных пристрастиях заботиться! Говорилось именно для Монаха.
Триумфа, на который так надеялся старик, не получалось. Пленник вообще не обращал на своих врагов внимания, что-то тихо шептал на ухо прижимавшейся к нему женщине. Железный он, что ли?!
– Ты думал, что самый хитрый и умный, – заявил пожилой после того, как все приготовления были завершены. – Ты думал, что самый сильный… Ты ошибся!
Пожилой чеченец сейчас испытывал острую до боли потребность выговориться, сказать что-то такое, очень весомое и значительное, что заставит содрогнуться попавшего в его руки врага, привести его в состояние смятения. По большому счету, он даже не был рад тому, что долгая погоня закончилась. Сейчас этого человека зарежут, как жертвенного барашка… И все. Смысл жизни утрачен. Остается медленное угасание в кругу многочисленных родственников.
Так что старик неосознанно тянул время. Тешил свои амбиции, не понимая и даже не задумываясь о том, что играет сейчас на руку противнику…
4
Максим быстро шел по улице. Не бежал – нельзя привлекать к себе внимания. Не исключено, что боевики посадили где-нибудь на чердаке своего убежища наблюдателя, который пасет улицу на предмет какой-либо опасности. Но и терять время – нельзя.
Оболенский толкнул калитку дома, стоящего напротив, через улицу от нужного. Калитка оказалась незапертой, и Максим спокойно вошел во двор. Огляделся. Дом – добротный, каменный, в два этажа, с цоколем, в котором, судя по массивным воротам, был гараж. А еще внимание Максима привлекло небольшое прямоугольное чердачное окошко, выходящее как раз на нужную сторону.
– Хозяин! – громко крикнул Максим.
Можно, конечно, войти в дом и без участия хозяев. Но если они на месте, это чревато затяжкой времени.
– Чего надо? – На высоком крыльце показался недовольный хозяин. – Ты кто?
– Отдел по борьбе с терроризмом. – Оболенский взмахнул в воздухе своим полицейским удостоверением, приватизированным при увольнении. – Тут будет проводиться спецоперация.
– Какой терроризм?! – возмутился хозяин, судя по лицу – армянин. Уж очень на Фрунзика Мкртчяна похож… – Какой спецоперация?! Иди отсюда!
Максим подошел поближе, заглянул в глаза хозяину дома. Негромко, но очень значительно спросил:
– Зачистка нужна?..
– А-а-а! – обрадовался «Фрунзик». – Спец-операция! Так ты так и говори, уважаемый! По-русски говори. А то сразу – зачистка!..
– Мне нужно пройти на чердак вашего дома. – Максим вновь вернулся к официальному тону.
– Конечно, проходи! – Хозяин радушным жестом указал на свой дом.
Смелость, может быть, и берет города… Но наглость отбирает все остальное. Максим, сопровождаемый лопочущим что-то хозяином, прошел в дом. Перед лестницей, ведущей на чердак, остановился:
– Ты один в доме?
– Детишка еще, – торопливо сообщил армянин. – Маленький совсем.
– Хватай своих детишка – и в подвал, – распорядился Оболенский. – И чтобы час вас не было не слышно и не видно. Понял?
– Понял, понял! – закивал хозяин. – Стрелять будете?
– Может быть, – согласился Максим и начал подниматься по лестнице. А армянин суетливо бросился куда-то в глубину дома.
Оказавшись на чердаке, Оболенский, не приближаясь к окошку, несколькими отработанными движениями собрал винтовку. Пристегнул магазин, дослал патрон в патронник, после чего из глубины темного чердачного помещения принялся через оптику изучать противоположный дом. Понадобилось всего лишь несколько секунд для того, чтобы удостовериться – противник не разместил на чердаке наблюдателя.
– Расслабились, уроды, – пробурчал себе под нос Максим и шагнул ближе к оконному проему.
Он по-прежнему держался в сумраке помещения. Зато теперь и двор, и окна фасада были перед ним как на ладони. У крыльца стояли двое. Разговаривали. И смотрели не по сторонам, а в сторону двери. Ну, эти неинтересны. С ними разберутся Дед со Скопой. Кстати, а где они?
Максим повел стволом по двору. Ага. Вот и Васька. Осторожно выглядывает из-за угла какого-то сарая. Стало быть, и Дед уже тоже где-то неподалеку. Значит, двое у крыльца уже, считай, стерты и на них можно внимания не обращать.
А что там за окнами?.. Стекла были чисто промыты, что изрядно облегчало наблюдение. А дневная четырехкратная оптика 1П43 – видимо, этот ствол должен был быть поставлен в спецназ ФСБ, но каким-то непонятным образом попал в руки «оружейников» – позволяла на таком расстоянии до объекта чувствовать себя так, будто непосредственно принимаешь участие в разворачивающемся действе.
Осталось только определиться с приоритетами по целям. Но Максим был уверен – когда дойдет до дела, в этом ему помогут сами чеченцы.
5
– Здесь! – уверенно ткнул пальцем в забор Дед.
– Точно? – на всякий случай спросил Василий.
– Точнее не бывает.
Они обежали квартал вокруг и подошли к дому со стороны раскинувшегося на задах пустыря, поросшего бурьяном.
– Пошли! – Василий подскочил к забору, чуть согнулся и уперся руками в колени, предлагая собственную спину в качестве трамплина для Шовката. Дед не заставил себя ждать – Скопцов почувствовал спиной рифленые подошвы кроссовок таджика. Легкий толчок заставил его пошатнуться, но уже в следующую секунду давление исчезло. Василий выпрямился.
Шовкат сидел на заборе – благо, в гребень не было заделано осколков бутылочного стекла – и осматривал двор. Скопцов легонько хлопнул Деда по колену. Тот жестом обозначил, что не наблюдает противника, и протянул напарнику руку. Ухватившись за руку, Василий уперся носком кроссовки в забор, толкнулся второй ногой… И вот он уже рядом с Шовкатом. Но задерживаться, высиживать непонятно чего на заборе, не стал. Наклон – ладонь уперлась во внутреннюю поверхность ограды, – толчок… И Василий уже на той стороне, во дворе. Вышел в присед, извлек из-под одежды пистолет, выключил предохранитель и осторожно взвел большим пальцем курок.
Шовкат так же легко соскользнул с забора и занял позицию рядом с Василием. Его оружие тоже было изготовлено к бою.
Оглядевшись, Василий жестом указал – выдвигаться налево, вокруг самого дома и пристроенного к нему добротного сарая. Дед кивнул – понял. Поочередно, прикрывая друг друга, перебежали к сараю. Их никто не заметил. И вообще… Так же, как и Максим, Василий подумал о том, что для людей, собравшихся совершить какое-то грязное дело, чеченцы удивительно беспечны. Оборзели, короче говоря.