понятно.
– Кто-то должен за это ответить, – негромко произнес Скопцов. – И я, кажется, даже знаю, кто это будет…
Он медленно поднял руку с зажатым в пальцах пистолетом. Ствол был направлен прямо в лоб пожилого чеченца.
Как ни странно, но тот был жив. Единственный из своей команды мстителей. И даже не ранен. Однако пребывал в состоянии шока. Несколько секунд – и все его люди мертвы. А в доме ходят, распоряжаются, обсуждают свои дела так, как будто ничего и не произошло, враги. Причем не обращают на него, грозного мстителя, ни малейшего внимания. Вроде как и нет его здесь. Так, не человек, а просто предмет мебели. Шкаф там какой-нибудь или тумбочка.
– Отставить! – выкрикнул Артем. – Скопа, отставить!
– Почему? – Василий почти обиделся. Но пистолет все же опустил.
– Мы с ним пообщаемся маленько… – решил Артем.
К этому моменту Шовкат, обыскивающий трупы боевиков, отыскал ключи от браслетов. Артем, разминая запястья, которые еще недавно были окольцованы, подошел к креслу, наклонился вперед, к старику.
– Ты меня слышишь? – спросил он.
Старик молчал. Только беззвучно открывал и закрывал рот. Да глазами вращал. Рождественский отпустил ему легкую затрещину и повторил:
– Ты меня слышишь?
Голова получившего пощечину чеченца дернулась, он тяжело вздохнул, но в глазах появилось осмысленное выражение.
– Слышишь, – констатировал Артем. – Значит, запоминай. Ты в своем сумасшествии зашел слишком далеко. Пока дело касалось только меня, я еще тебя понимал. Ну или старался понять. Считай, что мы с тобой так играли. Но ты, старче, перегнул палку. Игра перестала быть игрой.
– Убей меня… – проскрипел старик.
– Нет, – покачал головой Артем. – Живи. И помни: если мне вдруг станет известно, что ты или твои подонки опять меня ищут… Просто ищут. Даже не для того, чтобы убить, а чтобы орденом наградить… Я тебя не трону. Но я отыщу всех твоих родных, где бы они ни были. И убью их одного за другим, до последнего человека. Включая женщин и детей. Ты мне веришь?
Взгляды врагов скрестились. И старик, заглянув в глубину серо-голубых глаз Монаха, понял со всей ясностью – сделает. Сделает то, что сказал. И ничто и никто не сможет остановить его.
– Ты мне веришь? – Пауза затягивалась, и Артем вынужден был повторить свой вопрос.
Старик отвел взгляд и в знак согласия кивнул. Да, он верит своему врагу.
– Помни об этом. – Артем выпрямился. – Всегда помни. Днем и ночью. Всех. До последнего человека. Но ты будешь жить. И будешь всех их хоронить…
– Уходим! – выкрикнул Скопцов. – Максим торопит. Светошумовые могли слышать соседи, как бы полицаи не приехали…
– Блин! – ругнулся Артем. – Шовкат, уводи Лизавету!
– А ты?
– Да мне бы штаны нормальные найти… Куда мне в этом тряпье!
– Ща сделаем! – Василий, прищурившись, смотрел на старика. – Кажется, твой размерчик, Монах…
Через несколько минут Василий и Артем, на котором был надет очень даже приличный костюм, выбежали из калитки дома и сели в стоящую у двора «БМВ». Машина тут же сорвалась с места, и уже через минуту ничего на улице не напоминало о происшедшем. Только медленно оседала поднятая колесами пыль.
А внутри дома бился в истерике пожилой чеченец, единственный уцелевший из команды мстителей. Мало того, что такой хороший и уже почти увенчавшийся успехом план провалился… Напоследок он получил самый натуральный плевок в лицо. Нет, не слюной. Старика чеченца совершенно голого – как библейский Адам – оставили в доме. Прикованного двумя парами наручников к трупу замученной и зарезанной его людьми Анжелы.
Не было никаких сомнений в том, что в самое ближайшее время в этот дом нагрянет местная полиция. Если даже соседи, живущие по принципу «моя хата с краю» и не сообщат в компетентные органы по поводу непонятного грохота, то члены команды-победителя сделают это всенепременно. И вот тогда старику придется очень многое объяснять…
Он бился, как пойманная рыба, пытаясь отделаться от навязанного ему в компанию трупа, но ничего не мог сделать. Весовые категории – его и покойной Анжелы – были слишком уж разными…
2
Уже через час самолет Малышева был в воздухе. Экипаж благоразумно сделал вид, что ничего из ряда вон выходящего не произошло. Ну съездили пассажиры в город, проветрились. Встретили, видимо, совершенно случайно друзей, пригласили их в Москву. Ну и по ходу дела избавились от своих опасных «игрушек». Куда они их дели?.. А какая, собственно, разница. Главное, что одной проблемой стало меньше.
Бортпроводница Аня, напрочь позабыв недавние страхи, накрывала в гостиной на стол. Ей помогала Лиза. Как ни странно, но женщины легко нашли общий язык и щебетали о чем-то своем, женском. Не забывая, разумеется, и о столе. Дед и Скопа суетились рядом, делая вид, что помогают дамам. Хотя на самом деле больше путались под ногами.
Максим и Артем заперлись в кабинете. Оставалось еще одно, крайне важное дело.
– Давай помогу, – предложил старому товарищу Оболенский.
– Отвали, Шаман! – сквозь зубы прошипел Артем. – Сам справлюсь!
Он снимал швы с разреза на ноге. В принципе операция не так чтобы болезненная. Но нога немного отекла в районе ранения, распухла, чуть воспалилась. И Артем, цепляя ненароком края раны, слегка кривился. Сейчас он мог позволить себе эту маленькую слабость.
Наконец-то швы сняты. Артем пальцами раздвинул края раны – по ноге побежала струйка крови, на ходу набухая и ширясь. Но наемник не обращал на это внимания. Кончик пальца другой, свободной руки окунулся в кровавый зев разреза. Чуть заметное шевеление – и на салфетку, лежащую на полу у ноги, выпала маленькая окровавленная металлическая таблетка.
– Все, кажется, – немного хрипловато выдохнул побледневший Артем. И, обращаясь к Максиму, попросил: – Дай перекись. И иглу приготовь…
Все то время, что Артем путешествовал с пленившими его чеченцами, маячок работал под кожей. В ране, которую Рождественский нанес себе своими же руками. И – сам же зашил. Точно так же, как и сейчас, в самолете.
– Ну вот… – Артем откинулся на спинку дивана. Бледное лицо, лоб мокрый. И вообще, вид смертельно усталого человека. Два раза за один день накладывать швы по живому, без анестезии… Тот, кто скажет, что это легко, – пусть сам попробует.
Максим, опустившись на колено, принялся бинтовать свежезашитую рану. Даже находясь в таком вот положении, Оболенский не чувствовал себя униженным. Он помогал братишке, боевому товарищу. Тому, с кем делили и последнюю крошку хлеба, и последние патроны. Тому, с кем его связывало нечто большее, чем просто дружба.
– Мальчики! – заскреблась под дверью Лиза. – Вы там скоро? У нас все готово!
– Уже выходим! – Услышав голос любимой, Артем разом оживился, как будто кто-то вдохнул в измученное тело новые силы.
…Команда собралась за столом в гостиной самолета Малышева. До посадки оставалось еще что-то около часа. Так почему бы и не провести это время за столом?! Тем более что повод был.
Расселись. Бортпроводница, закончив накрывать, хотела было ускользнуть в свой отсек, но ей не позволили этого сделать. Шовкат, сверкая белоснежными зубами, поймал женщину за локоть, придержал.
– Анечка! Неужели вы нас бросите?
– Я на работе, – как могла отбивалась женщина. – Мне нельзя…
– Но вас же никто не заставляет пить. Просто посидите с нами, скрасите мужское суровое общество…
