людьми введен в группу, именовавшую себя «беспартийно-революционной» и состоявшую из лиц, прикрывающих под революционными лозунгами самые обыкновенные уголовные намерения.
Когда однажды группа задумала убийство одной помещицы с целью грабежа, то я для предотвращения преступле-{336}ния предложил всех нас арестовать, что и было выполнено. Задержано было человек 12. Большая часть была разновременно, но вскоре выпущена, а пять человек, в том числе и я, пошли в ссылку в административном порядке. В Архангельске жандармы предоставили мне возможность уехать в Париж в качестве агента. В Париже меня встретил тот же ротмистр Эдгардт, о котором я упоминал выше. Он сказал мне, что я был направлен в Париж по его ходатайству. Так как я не желал оставаться в Париже, то он отпустил меня, хотя и неохотно, в Цюрих. Это было в 1910 г. С тех пор я поддерживал с Эдгардтом связь до 1913 г. ежемесячными письмами, освещая ему жизнь колонии.
Раза три - четыре в году он приезжал в Цюрих. Как в письмах, так и при личных свиданиях я освещал общее настроение колонии и открытую деятельность кружков.
Ничего конспиративного не выдавал, да такового и не знал, так как анархическая группа, к которой я принадлежал, с Россией связана не была, а в Швейцарии вела только идейную борьбу, да и то открыто.
В 1913 г. В. Л. Бурцев узнал, что на конференции анархистов, имевшей собраться в Париже, будут лица, связанные с охранкой. Его подозрение пало на одно определенное лицо, которое, по моему глубокому убеждению, не было виновато. Я пошел к Бурцеву убеждать его в невиновности заподозренного.
Я тогда же решил порвать сношения с Эдгардтом. Мне удалось от него отделаться только под угрозой разоблачить его и покончить с собой.
Он согласился оставить меня в покое при условии, что мой уход не дойдет до его высшего начальства. Он мотивировал это условие тем, что не хотел сам произвести дурного впечатления, а мне это должно было обеспечить получение легального паспорта.
С тех пор я постепенно устранился и от кружковой деятельности. {337}
В 1914 г. я проживал в Цюрихе. Приблизительно в октябре ко мне обратился один знакомый, выходец из России, с просьбой познакомить его брата с кем-нибудь из русских революционеров, так как у него лично в этой среде нет никаких связей. Просил меня также переговорить с братом о деле, сущности которого он лично совсем не знал. Он и указал также, что брат проживает в Милане и, будучи занят торговыми делами, в Цюрих приехать не может. Предложил мне проехать в Милан за его счет.
Я поехал, не зная ясно сути дела и полагая, что оно носит коммерческий характер. В Милане я по указанному адресу встретил господина, проживавшего в гостинице (не помню какой) под именем Бернштейна. Назвавшись братом моего цюрихского знакомого, он рассказал мне, что уже несколько лет, как он покинул Россию, поселился в Турции, натурализовался там и постоянно проживает в Константинополе.
Кстати прибавлю, что эта встреча имела место незадолго до объявления русско-турецкой войны.
Бернштейн говорил дальше, что в Константинополе он сошелся с деятелями младотурецкого комитета, который, мол, командировал его за границу с миссией войти в сношения с группой революционеров, которая согласилась бы, по определенным указаниям, совершать в России разные террористические акты, направленные к дезорганизации русской военной мощи. Группа, которая возьмется за выполнение этих планов, должна будет действовать совершенно самостоятельно как в смысле выполнения предуказанных заданий, так и в смысле добывания технических средств и нахождения пособников. Первым пробным делом должен был явиться взрыв железнодорожного моста через реку Енисей. На мой вопрос, какое это отношение имеет к войне, Бернштейн ответил, что этот взрыв должен затруднить перевозку военных грузов из Японии в Россию.
Бернштейн предложил мне взяться за это дело, т. е. сорганизовать группу, поехать в Россию и т. д. {338}
Я попросил несколько дней на размышление и на переговоры с подходящими людьми, в случае, если бы я решил принять предложение.
Вернувшись в Цюрих, я телеграфно вызвал в Швейцарию ротмистра Эдгардта, который тогда был помощником начальника русской политической полиции в Париже, и спустя несколько дней мы встретились в Женеве. Изложив ему суть дела, я спросил его мнения.
Эдгардт мне ответил буквально следующее: «Если этот тип не безусловный жулик, то дело - чрезвычайно серьезное. Ни я, ни вряд ли мой начальник в Париже, Красильников, сможем сами решить этот вопрос. Запросим инструкций из России. Покуда же постарайтесь под благовидным предлогом оттягивать окончательный ответ Бернштейну, дабы он не делал каких-нибудь поисков в этом направлении».
Спустя несколько дней получился ответ из России, предписывающий мне переговоры с Бернштейном продолжать; в случае надобности в людях или в поездках оказывать содействие людьми, служащими в парижской русской полиции. Бернштейн к тому времени переехал из Милана в Рим, куда направились к нему я и Эдгардт. В Риме Бернштейн лично подтвердил все вышеизложенное и потребовал, чтобы до поездки в Россию я и Эдгардт, выдававший себя за моего товарища по организации нужной группы, поехали вместе с ним, Бернштейном, в Константинополь, где он нас представит лицам, командировавшим его в Италию.
За это время Турция успела объявить войну России, и на вопрос Эдгардта, как сможем мы, русские, проникнуть в Турцию, Бернштейн нас заверил, что с этой стороны никаких препятствий не встретится.
Условившись с Бернштейном и выяснив, что именно ему нужно, Эдгардт вызвал из Парижа телеграммой своего подчиненного Литвина, чиновника Департамента полиции, дотоле мне неизвестного господина лет 40, весьма жадного к деньгам, как оказалось потом, человека малоинтеллигентного, но неглупого, более способного, по-моему, к уголовному сыску, чем к политическому, который должен был вместе с нами и Бернштейном ехать в Константинополь, а сам Эд-{339}гардт отправился обратно в Париж, заверив Бернштейна, что едет также в Россию, но северным путем.
Доехав через Бриндизи до Салоник, где Бернштейн должен был достать нам документы для въезда в Константинополь, мы, т. е. я и Литвин, решили дальше не ехать, так как Бернштейн нужных документов нам не добыл. Уступая усиленным просьбам Бернштейна, мы все-таки согласились проехать до Бухареста, откуда он сам отправился в Константинополь. Мы же остались ждать результатов его поездки.
По дороге нам из расспросов Бернштейна, который, кстати, оплачивал все расходы по поездкам, стало ясно, что он, если не врет из каких-нибудь неизвестных нам побуждений, то действует не от имени младотурецкого комитета и даже не от имени турецкого правительства, а является агентом немцев.
Через три дня после отъезда Бернштейна из Бухареста, в ноябре 1914 г., туда приехал из Константинополя господин, который назвал себя сотрудником немецкой газеты «Lokal Anzeiger», по фамилии Люднер и, переговорив с нами о предложении, сделанном Бернштейном нам, потребовал, чтобы мы с ним проехали в Константинополь. Посоветовавшись с Литвиным, мы решили, что нам обоим туда ездить нельзя, и с Люднером поехал я один.
Ко времени отъезда Люднер принес мне паспорт, выданный немецким посольством на имя Ренэ Ральфа взамен русского паспорта на то же самое имя, который я ему отдал и который я сам получил от Эдгардта. Причем Люднер мне заявил, что я свой паспорт получу обратно в Бухаресте у военного атташе немецкого посольства, майора фон Шеллендорфа. Я пробыл в Константинополе всего несколько дней и убедился, что Люднер, помимо своей журнальной деятельности, находится на службе у немецкого военного атташе в Константинополе фон Лаферта, с которым Люднер все время сносился по телефону и к которому очень часто ездил на квартиру. Фон Лаферт лично не счел нужным видеться со мной, очевидно, вполне доверяя Люднеру. Таким образом, моя поездка в Константинополь ничего нового не внесла, оказалась излишней, и я оттуда вскоре уехал обратно в Бу-{340}харест, получив от Люднера деньги на расходы по предполагаемому предприятию в сумме около 6000 франков.
В Бухаресте я обменял свой немецкий паспорт на русский и вместе с Литвиным выехал в Россию, через Унгени. Я - под именем Ральфа, а Литвин под своим именем. Приехали мы в Петроград в начале декабря 1914 г. Литвин сделал подробный письменный доклад б. директору Департамента полиции Брюн де Сент- Ипполиту, а также вместе с вице-директором того же департамента Васильевым был принят ген. Джунковским, тогда тов. министра внутренних дел.
Обсудив подробно создавшееся положение, перечисленные лица решили пустить, спустя некоторое время, заметку в иностранной печати, приблизительно следующего содержания: «Неизвестными злоумышленниками был взорван железнодорожный мост, имеющий некоторое стратегическое значение. Разрушения невелики. Расследование производится». Местонахождение моста не было указано. Это
