Консул Германии был желанным гостем на любом званном приёме.
В связи с таким положением дел работники иностранных представительств других стран занимали скромное место и почти не входили в контакт со своими собственными посольствами. Даже Великобритания не имела в Москве своего Генерального Консула. Майор Монтгомери Гров (Montgomery Grove), мой непосредственный начальник, стал первым Консулом британского Представительства в Москве. Само Представительство было открыто в 1889 году, и до 1901 года возглавлялось простым английским торговцем Артуром Медхорстом (Arthur Medhurst).
Гров был тактичным и внимательным начальником с большим опытом жизни в России, но как большинство британских консулов того времени, он страдал от трёх неудобств: богатой и процветающей британской колонии; маленького оклада и мизерного бюджета, которого даже не хватало, чтобы нанять клерка; и долгов от предшественника. Во время Бурской войны с Медхорстом произошёл неприятный случай. Во время торжественного ужина, на котором присутствовали великий князь Сергей Александрович с великой княгиней Елизаветой Фёдоровной, молодой русский офицер, сидевший напротив Медхорста, поднял свой бокал и провозгласил тост: «За храбрых буров!». Это не было сделано демонстративно, и только несколько человек стали свидетелями сказанного, однако, Медхорст поднялся и покинул ужин. Происшествие вызвало много слухов. Великая княгиня Елизавета Фёдоровна, внучка английской королевы Виктории, потребовала сурового наказания для молодого офицера, так неосмотрительно высказавшегося в присутствии английского подданного. Спустя несколько лет, в 1905 году, великий князь Сергей Александрович был убит террористами. Великая княгиня Елизавета Фёдоровна отошла от светской жизни и посвятила остаток своей жизни, помогая несчастным и обездоленным. Она была зверски убита большевиками в 1918 году на Урале.
Благодаря старанию и своим отменным манерам, Гров установил хорошие отношения со многими русскими аристократами и государственными служащими. Однако его скромные средства не позволяли вести богемную жизнь, и он проводил много времени в уединении.
Несколько раз в году мне приходилось надевать форму, чтобы официально присутствовать на торжественных службах в соборе по поводу дней рождений, именин или панихид кого-нибудь из императорской семьи. Из окна Английского клуба (Бывший Музей Революции на ул Горького (Тверской). http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%90%D0%BD%D0%B3%D0%BB%D0%B8%D0%B9%D1%81%D0%BA %D0%B8%D0%B9_%D0%BA%D0%BB%D1%83%D0%B1
Английский клуб возобновил свою деятельность в 1996 году Почётный старшина Клуба Юрий Лужков: Images/Olmert_Iehuda _i_ Yuriy_Luzhkov-bratya.jpg . Прим. ред.)
- в 1912 году я наблюдал торжественную процессию по случаю столетия Бородинского сражения, возглавляемую царём на гарцующем скакуне, и направлявшуюся в Кремль. Это было грандиозное зрелище, но подготовка к нему оказалось очень утомительной и затронуло даже Британское Консульство. За несколько недель до торжественного дня полиция докучала нам запросами о надёжности почти всех британских подданных, проживавших в радиусе одной мили от улиц, по которым проследует царь.
Но такие события случались редко: в качестве Вице-консула я не был загружен работой, у меня оставалось много свободного времени, и я посвящал его своему самообразованию. После полудня я обычно уже был свободен.
Москва 1912 года предоставляла широкие возможности для полезного и приятного время провождения. В царской России было намного больше свобод, чем сегодня в Советском Союзе. Все политические партии имели собственные газеты и подвергались лишь мягкой цензуре. Нежелательные статьи или параграфы аккуратно затушевывались. Но это мало помогало, потому что читатели быстро догадывались, что именно было вычеркнуто. Почти не было никаких ограничений. Проститутки открыто появлялись на улицах, в кафе и ресторанах. (Это, конечно, большое достижение. Прим. ред.) Напротив гостиницы «Националь» страшного вида попрошайки трясли порнографическими картинками прямо под вашим носом и назойливо следовали за вами до тех пор, пока вы не бросали им полтинник, только чтобы от них отвязаться. (Это тоже, конечно, большое социальное достижение, как и сейчас. Прим. ред.) По вечерам можно было попасть на балет, оперу или хороший спектакль. А когда театры закрывали свои двери, начиналась ночная жизнь: в ослепительно роскошных дворцах устраивались кутежи с актрисами, нередко заканчивающимися в далёком Петровском парке. (Это тоже, конечно, для олигархов было большое достижение как и сейчас. Прим. ред.).
И под утро утомлённого пирушкой гуляку быстрые сани несли к дому, а морозный воздух отрезвлял и бодрил. Половина жителей Москвы вела ночной образ жизни. (Только половина половины гуляла, а другая половина половины их обслуживала. Прим. ред.) Много деловых сделок богатые купцы и фабриканты заключали под брызги шампанского и цыганское пение в ресторанах «Яр» и «Стрельна». (То есть Брус Локхарт был таким именно гулякой. Возможно, это было связано чисто с профессиональным интересом: знакомство, пьяные языки и т.п., шпионские дела. Прим. ред.)
Бедняки же тянулись в кабаки, пропахшие лачуги, где упивались водкой до полной невменяемости. Правительство владело монополией на производство водки. (А сейчас нет. Прим. ред.) Бутылка самой дорогой водки стоила один шиллинг, а самая дешёвая, и на мой вкус – самая лучшая, шесть пенсов. На бутылках дорогой водки красовалась синяя этикетка, а на дешёвой – красная!
(До 1971 года в английском фунте было 20 шиллингов и 12 пенсов в шиллинге, то есть 240 пенсов в фунте http://en.wikipedia.org/wiki/British_shilling_coin Сейчас Английский фунт - это около 1.7 американских доллара http://www.x- rates.com/calculator.html. Таким образом самая дорогая водка в России стоила в 1913 году 1,7 доллара разделить на двадцать; то есть 0.17 доллара и ещё пополам = 0.09 доллара. И теперь помножить на курс обмена рубля. Возьмём '30'. 30 помножить на 0.09 =2.7 копейки за самую дорогую бутылку водки в России в 1913 году. А самая лучшая, на вкус Бруса Локкарта ещё в 12 раз дешевле, то есть самая 'вкусная' бутылка водки в 1912 году в России стоила четверть копейки. То есть дороговизны водки для гоев не было никогда. Прим. ред.)
Ночная жизнь Москвы не у всех иностранцев вызывала восторг. Генерал Картон де Виарт (Сarton de Wiart), имевший за плечами большой военный опыт, считал это самым скучным развлечением. У него сложилось впечатление, как-то поделился он со мной, что верхом наслаждения для русского считается просиживание ночами в ресторанах и поглощение нескольких бутылок шампанского под цыганское пение. При этом он томно заглядывает в глаза хорошенькой женщине, которая заставляет его быстро опустошить кошелёк, а в шесть часов утра впадает в меланхолию, увидев её уходящей с другим мужчиной. Однако, генерал Картон де Виарт – поклонник поляков. С другой стороны, Морис Баринг (Maurice Baring) любил цыганские песни, а, уходя на ночные гуляния, на всякий случай прикреплял булавкой к меховому воротнику записку со своим адресом. И это было правильно. Провести ночь с цыганами в жарком и душном помещении, а затем выйти на тридцатиградусный мороз…. Не всякий мог вынести таких перепадов.
Конечно, в словах Картона де Виарта имелась доля истины. Но я был на стороне Мориса Баринга и цыган, которые так самозабвенно умели петь и танцевать. Теперь я понимаю, что по счастливой случайности я избежал тех несчастий, которые постигли многих моих русских друзей, одурманенных цыганским пением и шампанским. Три обстоятельства помогли мне окончательно не покатиться по наклонной плоскости: недостаток средств, игра в футбол с русскими рабочими и знакомство с семьёй Эртелей (Ertel). Моя зарплата Вице-консула составляла триста пятьдесят английских фунтов стерлингов в год.
В первую неделю после своего приезда в Москву я познакомился с молодым русским, сыном богатого фабриканта, который за одну только ночь потратил сумму, больше чем мой годовой доход, на кутёж с цыганами.
Я умел играть в футбол. В первый же вечер после прибытия я встретил Гарри Чарнока (Harry Charnock), специалиста по текстильной промышленности, давно жившего в России. Гарри был управляющим на фабрике Викулы Еличеевича Морозова (Викулой Елисеевичем Морозовым учреждено «Товарищество мануфактур Викулы Морозова с сыновьями в местечке Никольское Покровского уезда Владимирской губернии»), и страстно верил в воспитательную силу футбола для русских рабочих, которые имели обыкновение проводить свои воскресные дни в пьянстве и политических спорах. (Ровно как и сейчас. прим ред.) Он уговорил меня играть за футбольную команду его фабрики. В Орехово-Зуево, заводском городке в сорока милях от Москвы, имелось прекрасно оборудованное поле, и тысячи рабочих собирались «поболеть» за свою команду. В то время «Морозовцы» считались лучшей в России
