– Иван, погоди. – После выпитого шевелить мозгами было тяжеловато. – Получается, я должен оплачивать всю эту аварию?
– Нет, почему оплачивать… Я же в долг прошу.
– И каким образом собираешься отдавать? Сто пятьдесят тысяч – это не десятка.
– С доходов нашего предприятия, – без заминки ответил Иван.
– Это ты про маршрутки?
– Ну да!
Мы стояли на вполне реальном тротуаре, мимо проходили вполне реальные люди, а по дороге проезжали вполне реальные автомобили, за стеклами магазина «Абитаре» золотились хоть и дорогущие, но все равно тоже вполне реальные бильярдные столы, диваны, подсвечники, а вот наш диалог мне таковым совсем не казался. Действительно, может ли в реальности один человек у другого – зная, что у него куча проблем, масса расходов, причем в основном совершенно вынужденных (та тысяча баксов гаишникам, полсотни тысяч бывшей жене бывшего владельца квартиры, шестьсот долларов в месяц за эту квартиру, которую вполне могут и отобрать), – требовать еще почти пять тысяч долларов? Тем более зная, что если и отдашь их, то только в туманном-туманном будущем, к тому же с доходов бизнеса, который буду финансировать я.
Стоило бы просто послать такого человека на три ласковых буквы, но ведь… Да, во-первых, этот, требующий, все-таки утверждает, что вернет, во-вторых, вы стали с ним чуть ли не друзьями, а в-третьих, ты ему тоже пусть слегка, но обязан – вспомним, как он помогал тебе, когда ты обморозил ногу, да и твоя «Селика» (на которой, правда, ты не имеешь права ездить в течение года) оформлена на этого, требующего у тебя в сомнительный долг.
И что ответить? Как быть?
В общем, я замямлил растерянно, что мне нужно подумать, подсчитать; стал объяснять в который раз за эти месяцы, что у самого проблемы почти неразрешимые, убийственные… Иван кивал с таким видом, словно говоря: «Давай, давай, отмазывайся».
На другой день я вручил ему две тысячи долларов. Иван принял их хмуро, недовольно бормотнул: «Спасибо». И исчез. Ни звонка, ни эсэмэс, ни письма на имейл. В общем-то, он не был мне нужен, хотя, если решили попробовать открыть дело, то, по логике, Иван должен был сообщить о стоимости и возможности покупки «Газелей». А они оказались не такими уж дорогими (я глянул в Интернете): четвертого года выпуска – сто семьдесят тысяч. Правда, против маршруток-«Газелей» шла война – их всячески дискредитировали, пугали пассажиров, что в «Газелях» они потенциальные смертники, грозились запретить их использование. Цель этой войны была очевидна – заменить наши микражки «Мерседесами» и «Фордами». Но замена шла медленно, и мы, теоретически, могли успеть зарегистрировать предприятие и действительно неплохо заработать.
Правда, в то, что Иван станет реализовывать этот проект, я изначально слабо верил. Такие люди, как он, могут всю жизнь тосковать по настоящей деятельности, в их голову способны приходить идеи; они могут лихорадочно вертеться вокруг своей оси, но в итоге останутся в том же положении, в каком пребывали. Люди типа Ивана всегда были главной опорой государства – ими набивали заводы, бросали на стройки, рытье каналов, на освоение новых территорий, отправляли поколение за поколением на войну. Главное – внушить им, что все это важные вещи, что их пот, кровь и прочее пойдут во благо Родины и их самих. Но вот государство заболело, ему стало не до этих иванов, и они заметались в тоске, не представляя, как им жить, ради чего, куда себя деть. Вроде бы дали полную свободу: делай что хочешь, обогащайся, а они продолжают тоскливо скулить, – генов у них просто нет таких, чтоб жить свободно, работать на себя.
А я на государство никогда, особенно теперь, не рассчитывал. Наоборот, оно мне мешало. Вот стало оно (а точнее, группа людей, назвавших себя государством) закручивать гаечки, и труднее сделалось зарабатывать. Состоялись второго декабря выборы в Госдуму, формальные выборы, без борьбы, без предвыборной кампании, и мне в карман почти ничего не накапало. Мелочь какая-то за безобидные и поэтому практически бесплатные статейки, которые размещались в СМИ больше по инерции, чем из-за стремления добиться для той или иной группки большего количества голосов.
Эх, были бы выборы по-настоящему свободные, с грызней и пиаром! О, тогда бы за одну кампанию можно было обеспечить свое существование лет на десять… Жаль, что я вошел в эту сферу так поздно, так медленно въезжал в тему. Запусти меня в середине девяностых…
Но хорошо, что параллельно с выборами в Госдуму проходили выборы в муниципальные органы власти, и на них я кое-что наварил; да и другие заказы поступали. Конец года оказался все-таки неплохим, и те две тысячи, по сути, выкинутые на ветер, погоды не делали.
А вот пятьдесят штук бывшей жене сирийца подчистили мои накопления довольно основательно… Я сам выступил инициатором окончательного расчета с ней – хотелось вступить в новый год хоть без одной изводящей меня проблемы.
Сириец согласился: «Да, надо заплатить и закончить», – и дал своему представителю указание выложить свою половину суммы.
Расчет состоялся числа двадцатого декабря; я трясся от злобы, но больше от страха, что документы снова оформлены недостаточно правильно, и через какие-нибудь пару месяцев все начнется по новой. Раз пять перечитывал бумаги, задавал кучу вопросов своему адвокату, представителю сирийца, представителю его бывшей жены, судье. Все мне довольно четко и исчерпывающе отвечали, но видно было, что сдерживают улыбки, с какими профессионалы просвещают чайников.
«Ну дак, – еще сильнее злился я, – не вы же башли платите. Какое «платите», блядь! – тут же поправлял себя. – Выкидываете хрен знает за что!»
В итоге поставил свою подпись и достал деньги. Сирийская сука с довольным видом (хотя и продолжая притворяться обездоленной и обманутой слабой женщиной) написала расписку, что претензий больше не имеет. Когда нотариус ее заверила, у меня свалилась гора с плеч. Точнее, я заставил эту гору свалиться, – радовался, глубоко, всей грудью, дышал, стал строить планы на будущее… В ближайшие выходные навел в квартире порядок (все последние месяцы жил, не замечая, где живу, что меня окружает), купил новое постельное белье, в прихожую – веселый половичок. «В общем-то, все не так плохо, жизнь налаживается» – так примерно можно определить мое тогдашнее состояние. Конечно, это были неискренние, вымученные мысли, навязанное умом душевное состояние, но что было делать? – не рыдать же по потерянным деньгам, не убиваться, что вскоре навалятся новые неприятности…
Я стал подумывать о том, где бы провести рождественские каникулы. Хотелось поехать куда-нибудь в экзотическое место. На маленький островок в Океании – поселиться в хижине на берегу и на две недели забыть о существовании Москвы, снежной мешанины на тротуарах, вони в метро и всего прочего.
Конечно, понимал, что денег остался мизер и такая поездка наверняка не состоится, но зачем-то убеждал себя верить в ее возможность, часами сидел в Интернете, читая о глухих уголках планеты, справлялся о стоимости туров туда. Цены на Пасхи, Таити, Кокос, Самоа были приличные даже для богатого человека, но я все равно планировал и выбирал, выбирал, выбирал, куда лучше отправиться.
Естественно, никуда не поехал, зато об этих островах узнал наверняка больше, чем некоторые географы.
Новый две тысячи восьмой собирался встретить один, в покое и тишине, неспешно обдумывая дальнейшую жизнь. Но двадцать девятого декабря, в субботу, нагрянул Макс.
– С Красноярском покончено, – заявил. – Не смог больше, чуть с собой не покончил… Можно пожить?
Что я мог ответить? Пустил. И снова – вереница безумных дней, часовые слезливые монологи Макса об одном и том же.
Эти монологи легко можно уместить в лаконичный рассказ:
– Достало. Летом жарень, духота, осенью еще ничего, а с конца октября – пиздецы полные. Смог, темень, холод. Енисей этот дымится незамерзающий… Но больше всего, конечно, работа достала. Все дергают, все друг против друга, и под меня подкопы… Трудно начальником быть, тем более когда вокруг чужие одни. Три месяца просил, чтоб в Москву вернули. На всё здесь готов, хоть пыль с компов стирать… Ну вот – вернули в региональный департамент. Нормально. Зарплату установили восемьдесят семь штук. С учетом того, что квартиру буду снимать… Надо купить бы однушку хоть – ненавижу эти съемные… В курсе, Лианка в Лондон собралась! Говорит, что с музыкой здесь никаких перспектив, все хотят только деньги