эти невнятные звуки. Потом включил светильник, сел на диване… Один голос был женский, другой – мужской. Люди явно валялись на кровати и играли перед сексом: пощипывали друг друга, мяли, распаляли себя… Как они здесь оказались? В моей квартире? Макс, что ли, очередную подругу привел? Нет, не помню, чтоб я их впускал. Не было… Никого не впускал. Почитал и уснул. И хорошо спал.
Мысли пойти и посмотреть почему-то не возникало, у меня была уверенность, что туда вообще невозможно попасть. Словно это другая квартира… Но голоса и смешки мешали, и я ударил в стену кулаком. Звуки на минуту смолкли, а потом – опять. Я подождал, ударил еще.
– Хватит долбить, – не то чтобы крикнул, но как-то очень внятно произнес мужчина. – Лузерня должна помалкивать.
Девушка засмеялась.
Я узнал свой голос, и по волосам пробежала ледяная волна… Нет, это во сне… Просто кошмар после запоя… И я стал будить себя – закрывал глаза и резко распахивал, пощипывал руку, ноги, говорил вслух. Посмотрел на часы. Было четыре часа.
Поднялся, походил по маленькой столовой. Выпил воды… В конце концов убедился, что не сплю. А голоса в соседней комнате продолжали звучать, и теперь там, в спальне, откровенно издевались надо мной. Пускай, дескать, конченый урод попсихует.
Да с какого хрена я должен терпеть?! Это наверняка Макс. Я ему давал ключи от квартиры – сделал дубликат, проник, пока я спал, и вот петрушит какую-то шваль. И еще глумится, моим голосом со мной говорит. Скот, мало тебе добра сделано?…
Я решительно пошел в спальню. Света там не было; я остановился перед дверью и снова прислушался.
Шепот и сдавленный смех.
Рывком открыл дверь и сразу, левой рукой, хлопнул по выключателю. Сейчас устрою…
Пусто. Постель аккуратно застелена… Пусто, безжизненно, заброшенно. Здесь я редко бывал.
И тут уж стало реально жутко. Я стоял и заставлял себя понять, что происходит. Ведь здесь буквально за секунду до моего прихода кто-то был. Возился на кровати, шептал и смеялся. Я точно слышал, стопроцентно. И где?…
Осторожно, на цыпочках, подошел к кровати и потрогал покрывало. Оно было теплое, но не очень, не человеческим теплом… Или человеческим?… Да нет, нет здесь никого. И не было. Это просто глюки.
– Допился. Допи-ился, дурачо-ок, – усмехнулся я, стараясь себя взбодрить хотя бы таким образом. – Вот так в дурку и попадают. Вот та-ак.
Но эти разумные слова не могли помочь, они сами стали превращаться в бред, и я все повторял и повторял: «Вот так, вот та-ак, вот так, вот так…» Разум убеждал, что это последствия запоя, а окружающее пространство доказывало, что в квартире кто-то есть. Кто-то есть и издевается.
Вот, в шкафу… Куда им еще?
Я раздвинул створки, поворошил висевшие костюмы, рубашки… Нет, пусто.
– Да никого нет! – сказал себе уже со злобой. – Успокойся, выпей таблеток и ляг спать. Еще три часа можно поспать.
И сразу после этих слов по коридору прошлепали голые ноги, забулькало джакузи… Да что ж это?!
Я кинулся туда, но в ванной было темно и пусто. Джакузи сухое…
До утра я бегал по квартире, убеждая себя, что никого в ней нет, и явно слыша голоса, звуки шагов, шуршание.
Вот взяли и врубили песню «Дорз» «Это конец», и как я ни искал, откуда она звучит, как тщательно ни проверял проигрыватель, магнитофон, даже телевизор с DVD, ни жал на кнопки «off», она не умолкала.
В ящике кухонной тумбочки, где хранились лекарства, я нашел упаковку «Глицина» и разжевал три таблетки. Но в соседних комнатах продолжали резвиться, песня тянулась раз за разом, кто-то где-то бегал и похихикивал… Повсюду горел ослепительный свет. Я стоял в столовой с ножом в руке и ждал, когда это все прекратится.
…Теперь, когда я пытаюсь (не очень успешно, правда) описать ту ночь и последующий день, я хорошо знаю, что со мной происходило. Позже нашел в Интернете описания десятков подобных приступов белой горячки. Но и сейчас мне кажется, есть такая подсознательная уверенность, что это происходило не только внутри моего мозга, а на самом деле. В реальности. Некие силы почувствовали, что я ослабел и меня можно утянуть во тьму, и вторглись сюда. Или, что еще вероятнее, – в соседней квартире шумели, или на площадке, и это стало поводом для моих очень глубоких глюков… Нет, не могло мне все просто чудиться. Должен быть повод.
Да, повод… Поводы, поводы… Эти поводы и довели меня до нынешнего состояния… Зачем я так на них реагировал? Но как отличить повод от причины, от неизбежности? И чем заменить водку? Как переживать одиночество? Как превращать проклятую пресловутую тоску в радость существования?
В общем, дождавшись тогда восьми тридцати, я оделся (то и дело прислушиваясь и озираясь) и отправился к метро. Не явиться на работу было рискованно – я и так прогулял три дня, и бюллетень хоть формально и оправдывал эти прогулы, но не являлся оправданием для начальства. Все всё понимали, знали, как добываются бумажки о временной нетрудоспособности.
Благополучно спустился на лифте, миновал двор, посмотрел на свою бедную, ставшую серой от пыли «Селику». Помню, подумал, что надо бы как-нибудь ее помыть…
Белка догнала на тротуаре – за спиной стал расти рев несущейся на меня машины. Такой почти визг, как бывает, когда выжимают полный газ… Я отпрыгнул в сторону, оглянулся в ужасе, ожидая удара. Сзади ничего страшного не было – обычные прохожие, едущие по правилам автомобили. По правой стороне дороги в одну сторону, по левой – в другую.
Пошел дальше и через несколько шагов снова услышал этот бешеный, визжащий рев.
Я до последнего сдерживался, убеждал себя, что это мне лишь кажется, но в последний момент, когда до удара оставалось мгновение, дернулся влево, под дерево; упал, испачкал сырой землей брюки, рукав пиджака.
– Вам плохо? – остановилась надо мной какая-то женщина.
Я посмотрел на нее, наши глаза встретились, и она быстро пошла прочь.
Черт, неужели я выгляжу так пугающе? И как в таком виде буду сидеть в офисе? Как вообще?…
Встал, прижался спиной к дереву… Возвращаться домой тоже было невозможно. Опять смех и шепот, беготня по комнатам, бесконечный «Это конец»… Я достал мобильный, изо всех сил напрягая внимание, нашел номер того врача, у которого покупал бюллетени.
– Что, снова? – удивился он. – Ведь второго дня заезжал.
– Мне нужна реальная помощь, – забормотал я и напугался своего голоса – именно так говорят в фильмах сумасшедшие. – Меня нужно срочно положить в хорошую клинику.
– Извините, я этим не занимаюсь. Я только ставлю печати.
– Но мне сейчас больше не к кому… «Скорую» боюсь вызывать. Меня там заколют… Ограбят… Мне нужно в хорошую клинику…
– А что случилось? – осторожно заинтересовался врач.
– Точно не знаю… Долго пил… – Я догадывался, конечно, что со мной, но боялся произнести вслух, и врач сделал это за меня:
– Алкогольный психоз?
– Да… наверное… Белая горячка, похоже…
– Понятно… Выпейте для начала реланиум… А, – спохватился, – он только по рецепту. – Подумал. – Всё по рецепту. У вас есть успокоительные?
– Только «Глицин».
– Ну, это ерунда…
– А вы можете выписать? – плачуще спросил я; я чувствовал, что белка готовится к новой атаке.
– Да, – после, кажется, очень долгого молчания ответил врач, – у меня есть печать. Подъезжайте.
Его конторка находилась всего в двух станциях метро. Обычно я и не замечал этого расстояния. А теперь до своей «Кожуховской» добирался не знаю сколько. Не знаю, но очень долго и тяжело.
Как только я выходил на открытое пространство, за спиной начинало реветь и мчаться. И никакие внушения не помогали – я обязательно отскакивал в сторону… Спасали стены домов: я двигался вдоль них и
