инструментов проникающий в глубины пространства и знающий самые сокровенные тайны небесных тел. Его знания космоса были поистине безграничны.
Этих двоих я особо упоминаю потому, что они сыграли важную роль в последнем собрании.
Остальными были Деез Оэб, специалист по изучению материалов; Столь Верта, механик и величайший изобретатель в истории Котара; Гано Тор, чьи лекарства могли вернуть к жизни почти мертвого; и я, Туол Оро, исследователь бесконечно малых величин. Поистине выдающееся средоточие мудрости. Однако все в этой группе и все интеллектуалы рангом ниже оказались неудачниками. Все они были вычеркнуты из моей памяти, а их великие умы сделались бесполезными. Все — кроме одного. Я, Могущественный Туол, выжил! Но я ухожу в сторону от своего повествования.
На возвышении, поднимавшемся высоко над нашими головами, восседал Совет — двадцать самых почтенных людей, правящих Котаром. Каждый из Двадцати вырос в соответствующей обстановке и был подготовлен к положению, которое сейчас занимал. Они были владыками, вершащими правосудие на планете.
Мы, ученые, так же, как они, Совет, решали будущее Котара.
Бор Акон, историк, однажды сказал, что в прежние времена никакой специализации не было, каждый мужчина и каждая женщина по достижении совершеннолетия сами решали, чем станут заниматься. Какая нелепость! Наши судьбы были предопределены еще в детстве Подсоветом каждого округа. Поэтому не могло случиться так, чтобы на одну профессию нашлось слишком много желающих, а на другую не находилось вообще. Но вернемся к собранию в Зале Совета.
Каждая кабина была оснащена прибором, использующим таинственную «Силу Сфер», силу, которую использую и я, передавая это предостережение. Именно с помощью этого прибора мы, ученые, общались с Двадцатью, а большой диск усилителя позволял слышать наши доклады в каждом уголке огромного зала.
Кстати, членам Совета не требовалось никаких приборов, чтобы их мысли стали известны всем; соединив силу своих хорошо тренированных умов, они могли телепатически передать нам любое свое желание. А так как они прекрасно знали, кто занимает каждую из многочисленных кабин, они без труда заставляли ученых говорить так, как хотели они, члены Совета.
Вдруг в зале воцарилась тишина; все звуки утихли. От Двадцати поступила бессловесная команда «Молчание!». Затем поднялся Столь Верта, изобретатель.
Безжизненным, монотонным голосом он обратился к Совету.
Столь доложил о своем новейшем изобретении, машине, которая, как он говорил, может пересекать огромные межпланетные пространства. Каков был ее принцип, не помню. Так называемые механические чудеса века меня почти не интересовали; да и Столь Верта сам по себе личность малоинтересная.
Однако его слова, похоже, получили одобрение Совета, потому что они послали ему беззвучную похвалу.
Сариг Ом был вторым из тех, кого вызвали Двадцать. Когда он встал, я решил уделить ему больше внимания, чем остальным. Наука Сарига Ома представляла для меня интерес из-за сходства с моей собственной. Он изучал непостижимо большие величины; я же бесконечно малые.
Сариг подробно доложил о различных случаях, происшедших в небе, прежде чем перешел к действительно важной части своей речи. Тогда важность его слов не произвела на меня впечатления; но теперь у меня есть причина их вспомнить.
Он говорил о грядущем противостоянии с Сантелем, планетой, находящейся в непосредственной близости от нас. Он утверждал, что две планеты окажутся на минимальном расстоянии друг от друга последние почти пятьдесят маллахов. Он сказал, что нам представится прекрасная возможность установить связь с сантеляна-ми. Его доклад также был одобрен Советом.
Когда Сариг сел, я загорелся каким-то странным волнением. Затем незнакомый внутренний голос заставил меня встать. Это был приказ. Я обвел глазами зал и пристально посмотрел на Двадцать. Я получил приказ сделать свой доклад. Немного помолчав, я начал.
— Высшему Совету, юридическому органу Котара, я, Туол Оро, исследователь бесконечно малых величин, докладываю.
Это было обычное начало, его использует каждый ученый. Я продолжил:
— Мои труды за последний маллах, Почтенные Двадцать, не были бесплодными; мне посчастливилось сделать открытие, которому нет равных в истории микроскопии! Совету, безусловно, известно строение атома и его заметное сходство с Солнечной системой, с ее центральным телом, Солнцем, или, если речь идет об атоме, ядром и его вращающимися спутниками — планетами или орбитальными планетарными электронами. Концепция атома, разумеется, не принята как факт, но считается правдоподобной теорией. Пять сталло назад, используя совершенно новые принципы, я изобрел микроскоп настолько мощный, что сумел увидеть составляющие атома. Сами планетарные электроны рассмотреть не удалось из-за огромной скорости их вращения, но протоны были ясно различимы, как быстро вращающиеся, слабо светящиеся сферы. Естественно, от моего открытия у меня поднялось настроение; однако я чувствовал, что это только начало, и возможности, которые давало живым существам мое изобретение, поистине безграничны. Поэтому я безотлагательно принялся конструировать микроскоп гораздо более мощный, чем первый прибор. После четырех сталло напряженной работы мне это удалось. Новый прибор превзошел все ожидания; с его помощью я обнаружил нечто столь потрясающее и невероятное, что с трудом поверил своим глазам! Когда микроскоп был закончен, я направил линзы на частицу натрия. При взгляде в окуляр у меня забилось сердце! Что могло открыться моему взору? Множество самых невероятных догадок промелькнуло в голове, и все же увиденное мной не могло возникнуть даже в самых безумных мечтах! Перед моим взором предстала широкая долина, покрытая блестящей, многоцветной растительностью. Сначала я смотрел на нее, не веря своим глазам; затем зрелище пропало, сменившись закругленной вершиной холма. Как и равнину, ее покрывала такая же разноцветная растительность. Я медленно переводил взгляд с холма все дальше и дальше. На смену холму пришла другая долина, гораздо шире первой. Глядя на нее, я обратил внимание на феномен, который не заметил раньше. Растительность в долине двигалась, постоянно меняя положение. Я изменил фокус микроскопа, сосредоточив его волшебную силу на крошечном клочке открывшегося передо мной зрелища. Казалось, долина прыгнула к моим глазам. Я больше не видел огромного поля движущейся растительности; в поле зрения находилось только три растения. Выглядели они очень странно. Ничего общего с растущими в Котаре. По форме и размерам они походили друг на друга, а по цвету различались. Когда я впервые их увидел, это были маленькие, почти круглые шары, покрытые блестящей чешуйчатой оболочкой. Однако они росли у меня на глазах! По мере того как они росли, оболочка становилась все тоньше, и, наконец, прорвалась, разбросав по воздуху облака яркой пыли. Большая часть пыли улетела, но кое-что осело на землю. Там, где были сферы, остались три лужи слизи; в них-то и осела пыль. Затем наступило, вероятно, самое потрясающее! Частицы пыли, наверное, семена растений, упав в слизь, пустили ростки, проросли и достигли зрелости, а мгновение спустя в свою очередь тоже прорвались, выбросив семена. Все произошло так быстро, что казалось одним продолжительным движением. В своем интересе к долине и ее жизни я забыл о том, в каких странных условиях рассматриваю эту землю. Решив обнаружить местоположение этого мира, я начал медленно уменьшать мощность моего микроскопа. Я снова увидел панораму долин и холмов. Затем пейзаж стал выпуклым. Эта выпуклость увеличивалась до тех пор, пока, наконец, детали пейзажа стали незаметны, и я увидел в микроскоп огромный шар, медленно вращающийся вокруг своей оси. Пока он уменьшался в размерах и появились другие шары, мне открылась истина. Я обнаружил жизнь на протоне ядра атома натрия!
Этими словами я закончил свой доклад Совету.
Закончив, я продолжал стоять, ожидая, что Двадцать станут меня хвалить. Но похвалы не последовало. Вместо этого произошли две вещи, беспрецедентные в истории Котара. Никогда ни один из
