набирается смелости и говорит:
— Ребята, мы вам собрали поесть… Из наших сотрудников — кто, что мог, тот то и дал. Вот, покушайте…
Женщины разворачивают бумагу — это и булочки, и куски хлеба, и колбаса, и печенье разных сортов, и солёный огурец, и одинокая конфетка, и что-то ещё и ещё, собранное, видимо, от всех сотрудников дворца спорта… Поблагодарив, губари принимаются за еду.
Маленькая сценка: вот рядовой Лисицын протягивает руку к большому куску колбасы. Полуботок спокойно и уверенно бьёт его по руке ребром ладони или даже мизинцем и забирает колбасу себе. Ест. А больше колбасы не осталось. Лисицын довольствуется простым хлебом.
Дворец спорта. Фигуристки на ледовой арене.
Часовые стоят у самого борта и не сводят с них глаз.
Рядовой Полуботок, поймав удачный момент, опять, как и вчера, удирает и бежит в ту же вчерашнюю вахтёрскую застеклённую будку. Стучится, открывает дверь и что-то объясняет старенькой женщине с вязаньем в руках. Это уже не та женщина, что была вчера. Эта — добрее и отзывчивее. Полуботок звонит по телефону и кого-то в чём-то убеждает. Музыка, доносящаяся сюда с места тренировки прекрасных фигуристок, не позволяет нам услышать его слова. Да и зачем они? И так всё понятно — кому звонит и о чём напоминает.
И снова — счастливые и юные фигуристки, и снова губари носят и носят свои тяжести…
Камера номер один.
Полуботок сидит на табуретке, упершись локтями в колени и обхватив ладонями голову. О чём думает и что переживает — неизвестно.
Щелчок в замке. Дверь открывается. Полуботок моментально вскакивает. Ничего не докладывает, просто смотрит на вошедшего и всё.
Толстый майор из авиации стоит на пороге и говорит:
— Выходи. Тут за тобой пришли из твоей роты.
Полуботок молча выходит из камеры номер один для арестованных солдат (матросов).
Дверь за ним захлопывается.
Ключ проворачивается.
Шаги удаляются.
Опустевшая камера вслушивается в эти шаги…
Полуботок и молодой сержант сверхсрочной службы покидают двор гауптвахты и через двор комендатуры выходят на улицу, названную почему-то именем Чернышевского.
Выйдя на улицу, сразу поворачивают направо и идут себе по тротуару, по Свободе. А сзади виден огромный плакат: «ОБУВИ (столько-то) МИЛЛИОНОВ ПАР». Под мышкой у Полуботка — пакет с «джентльменским набором».
Огромный тюремный ансамбль, находящийся едва ли не в самом центре города. Нигде ничего лишнего не написано, но те, кому надо, знают: это улица Достоевского, 39/1. Железные ворота.
Сверхсрочник нажимает кнопку звонка.
В больших железных воротах открывается маленькое железное окошко. Часовой Конвойных Войск МВД СССР смотрит на пришедших. Узнав, захлопывает окошко и отпирает железную дверцу.
Полуботок и сверхсрочник входят.
Дверца захлопывается.
Ключ в замке проворачивается.
И — шаги двух человек по территории солдатской зоны.
Двор солдатской зоны.
Чёрные зэки чистят снег и отдирают от асфальта куски заскорузлого льда. Часовой с автоматом, дуло которого направлено прямо вперёд, безучастно наблюдает за их работой.
Из ворот промышленной зоны выезжает колёсный трактор, катя за собою три вагонетки, наполненные чем-то объёмистым и прикрытым брезентом. Капитан Мурдасов орёт на тракториста и на часового контрольно-пропускного пункта, который вышел из караульного помещения. Мурдасов срывает брезент с вагонеток, и мы видим, что они заполнены литьём и какими-то деталями, предназначенными для соседнего завода с военно-авиационным профилем.
— А ты обыскивал вагонетки? — орёт Мурдасов.
— Товарищ капитан, я как раз сейчас и собирался это делать, — спокойно и насмешливо отвечает часовой.
— А если там заключённый спрятался?!
— Да что вы на меня кричите? — огрызается солдат. — Я ничего не нарушил! Все мои действия — правильны!
— Молчать!
— И я подчиняюсь не вам, а начальнику караула. А начальник караула подчиняется командиру роты! А вы для меня — никто! Я прекрасно знаю Устав, и нечего тут на меня орать!
— Сгною на гауптвахте!
Часовой КПП даже и не поворачивает головы в сторону орущего капитана. Молча осматривает вагонетки и даёт знак трактористу продолжать свой путь. Тот подъезжает к воротам, за которыми — улица имени Достоевского.
А капитан Мурдасов уже напустился на заключённых, которые чистят снег…
Ротная канцелярия.
Старший лейтенант Тобольцев сидит за своим столом и рассматривает альбом с репродукциями Рембрандта. В углу, возле сейфа, стоит гитара.
Входит рядовой Полуботок. Отдавая честь, докладывает:
— Товарищ старший лейтенант! Рядовой Полуботок прибыл с гауптвахты без замечаний! Вот моя записка об арестовании.
— А-а, вернулся? — говорит Тобольцев, беря записку. — Как они быстро пролетели эти твои десять суток — я и не заметил.
— Одиннадцать суток, — поправляет командира Полуботок.
— Ну да, конечно: одиннадцать… Ну, раздевайся, чего стоишь? Я тут без тебя пытаюсь разобраться с Рембрандтом. Ну, помнишь, мы с тобой его всё время переводили? Тут всё по-немецки написано про него.
— Помню, — отвечает писарь.
— Вот и будешь мне сейчас переводить, что тут про Рембрандта этого ихнего написано. А то я по мировой культуре соскучился. А ещё я купил какие-то сказки на немецком языке. Тоже надо будет посмотреть.
Полуботок стоит неподвижно. Как будто и не слышит.
— Ну, чего насупился? — кричит командир роты. — Забыл я про тебя! Забыл! Ну, бывает же такое: ну забыл человек!
Кабинет командира роты.
Оба — командир и его писарь — сидят за столом и рассматривают цветные картинки в какой-то большой детской книге.
— Хотел дочке почитать немецкие сказки, — говорит старший лейтенант Тобольцев. — И не получилось: все какие-то слова непонятные. Дочка листает книгу, листает, смотрит на эти картинки и говорит: «Папа, почитай мне, про что здесь написано!» А я — ну дуб дубом! Столько прозанимался немецким и — ничего не понимаю! А ведь, сам знаешь: летом, уже после твоего дембиля — мне в академию
