Очень скоро стало понятно, что взрыв на Котляковском кладбище являлся отголоском внутренней борьбы, развернувшейся в одной из ветеранских структур. Борьба носила нешуточный характер, потому что пост лидера этой общественной организации, объединявшей ветеранов войны в Афганистане, означал контроль над многомиллионными поставками товаров, имеющими таможенные льготы.
Считалось, что дополнительная прибыль должна была идти на социальную помощь ветеранам военных конфликтов, семьям погибших и инвалидам, получившим увечья в результате боевых действий. Вот этим людям, которым государство по своей бедности платило гроши и которые должны были получить дополнительную адресную помощь из своей ветеранской организации.
Скорей всего, так и было. Но финансовые потоки, рожденные масштабными поставками в Россию спирта, сигарет и иных товаров, которые завозились этой структурой ветеранов войны в Афганистане, породили определенные противоречия в ее руководстве. Еще до взрыва на кладбище были убиты и ранены несколько ветеранов. У нас не было сомнений, что трагедия, разыгравшаяся на кладбище 10 ноября 1996 года, является следствием продолжающейся борьбы за «афганское наследство» многочисленных коммерческих и охранных структур, обладавших к тому времени огромными материальными ресурсами и представляющих собой внушительную силу из бывших разведчиков, диверсантов, саперов, снайперов и представителей иных военных профессий.
В общем, там были серьезные специалисты, для которых организация подобных диверсий являлась обычным делом.
Заказчиков и исполнителей надо было искать именно в кругах ветеранов афганской войны. Хотя мы не исключали и другие версии.
Повторяю: детали расследования я оставлял профессионалам и, думаю, рано или поздно результаты их работы станут достоянием учебников по криминалистике.
Был очерчен ряд подозреваемых, среди которых наиболее колоритной представлялась фигура полковника в отставке, бывшего разведчика Радчикова.
Этот человек геройски вел себя во время афганской войны. Потерял в бою обе ноги, но продолжал активную жизнь. Прыгал с парашютом, пользовался авторитетом среди боевых товарищей, был вхож во многие высокие кабинеты. Со временем у нас появились очень серьезные основания подозревать его в том, что именно он являлся заказчиком взрыва на Котляковском кладбище, так как на это указывали некоторые прямые и косвенные улики.
Предполагаемый заказчик преступления и его предполагаемые исполнители были арестованы и предстали перед судом. Доказательств их участия было немало, но суд посчитал их недостаточными, чтобы признать вину. Эти люди были оправданы и освобождены из-под стражи, поэтому даже я, знающий всю подоплеку событий и уверенный в собственной правоте, не могу назвать их виновными.
Волей судьбы мне уже после моей отставки пришлось лицом к лицу встретиться и с жертвами того преступления, и с людьми, которые обвинялись в его исполнении.
Случилось это во время телевизионной передачи «Независимое расследование», которую ведет тележурналист Николай Николаев.
Свою точку зрения я высказал, как, впрочем, и надежду на то, что справедливость обязательно восторжествует.
И хотя я верю в справедливое возмездие, облеченное в форму законного приговора суда, в то же время не могу не согласиться с точкой зрения одного из уважаемых мной криминалистов. Как-то в ответ на мои сетования, что прошедший суд высказал недоверие к доказательствам следствия исключительно по формальному поводу, он мне мудро ответил: «Вы знаете, А.С., есть еще одна инстанция. Это Суд Божий… В чем я не сомневаюсь, так это в том, что подонки, виновные в гибели людей на Котляковском кладбище, обязательно получат по заслугам. И жизнь им будет не в радость. И смерть у них будет страшная».
Мне не кажется случайностью, что именно Виктору Степановичу Черномырдину довелось управлять правительством России в один из самых опасных и противоречивых периодов отечественной истории.
Разумеется, тут дело не в сочетании имени, отчества и фамилии, а в том, что тяжелая ноша ответственности и круглосуточной работы, которая легла на плечи Черномырдина, могла оказаться под силу лишь этому типу кряжистых, выносливых и хитрых русских мужиков, поднявшихся из крестьянских и рабочих глубин благодаря собственному уму, трудолюбию и врожденному чувству меры.
Политическая устойчивость Черномырдина, позволившая ему столь длительное время оставаться в высшем эшелоне российской власти, объясняется вот этими качествами человеческого характера.
Был Виктор Степанович в качестве председателя правительства РФ совсем не прост и, подобно большинству крупных хозяйственных руководителей советской эпохи, умел, что называется, держать нос по ветру: молчать там, где нужно, и хитроумно лавировать в бурных политических водах. Об этом я говорю без тени иронии, без сарказма. Все перечисленные мной умения Черномырдина объяснялись лишь обстоятельствами времени, в котором он формировался как хозяйственник с партийным билетом в кармане, и не мешали ему оставаться очень надежным и совестливым человеком, на которого в трудную минуту всегда можно было положиться.
Одной из важных черт его характера, как я заметил, была его природная, естественная доброта, сочетавшаяся с терпимостью к человеческим недостаткам. Виктор Степанович как-то признался мне, что в жизни ему встречались люди, которых он по каким-либо причинам недолюбливал, но продолжал работать вместе, так как ценил их за профессионализм или трудолюбие.
Признавая за собой свободу действий в строительстве человеческих взаимоотношений, Черномырдин искренне полагал, что подчиненные ему министры, если они не переходят рамки дозволенного, имеют право самостоятельно решать деликатные кадровые проблемы. Однажды я сказал ему, что намерен произвести кое-какие перестановки в своем ближайшем окружении, на что Черномырдин ответил без тени сомнения: «А.С., конечно, я поддержу тебя в любом случае».
Бывало и так, что с жалобами и обидами на меня самого шли к Черномырдину чиновники и предприниматели очень высокого полета. Но он в таких случаях отрезал очень просто. Говорил: «У меня есть министр, и я не могу ему не верить. Поэтому пойти навстречу я вам не могу и ничего менять не собираюсь. Работайте с тем министром, который есть…».
Помню, когда после катастрофы самолета «Руслан», упавшего на жилые дома в Иркутске, мы возвращались с Черномырдиным в Москву, Виктор Степанович дал мне понять, что уверен в моей порядочности и профессионализме. И я воспринял его слова не как дежурную вежливость в свой адрес, а именно как знак доверия председателя правительства одному из своих министров.
Конечно, как член правительства, я считал своим долгом никогда не подводить премьер-министра. Всегда выполнял его поручения и старался, чтобы они исполнялись как можно лучше. Это нормально. В человеческом усердии нет ничего плохого, ведь это русское слово предполагает работу от чистого сердца, а значит — работу с добрыми помыслами.
Разумеется, я не мог не учитывать, что Черномырдин далеко не всегда был свободен в своих действиях. Ему приходилось считаться с политическим влиянием других центров власти, которые, пользуясь доверием Б.Н. Ельцина, имели возможность свободно действовать из-за спины президента России. И действовать весьма эффективно.
Где-то Виктор Степанович наступал, где-то отступал, в чем-то упорствовал, а иногда шел на поводу у ситуации. Думаю, что это отвечает природному характеру Черномырдина, одной из черт которого является нежелание обострять отношения без особой нужды.
Как председатель правительства, чья судьба полностью находилась в руках порывистого, склонного к неожиданным поворотам президента, все, что мог Черномырдин — так это только тяжестью собственного политического авторитета хоть как-то компенсировать опасные крены.
В конце 1996 года, вернувшись из командировки в Польшу на день раньше запланированного срока, я с удивлением узнал, что в мое отсутствие принято важнейшее решение, напрямую касающееся меня как министра внутренних дел.
Воспользовавшись тем, что меня не было в стране, известному олигарху Борису Абрамовичу Березовскому удалось подсунуть на подпись президенту России Б.Н. Ельцину проект указа о выводе из города Грозного 101-й отдельной бригады оперативного назначения внутренних войск МВД России. Последней бригады, олицетворявшей присутствие федеральной власти в мятежной Ичкерии.
