От Макашова ждали победных реляций, а наши БТРы отняли у него последнюю надежду. И хотя я несколько забежал вперед в своем повествовании, но это лишь для того, чтобы с позиции сегодняшнего дня сказать откровенно: не была армия готова к такому повороту событий.
В те дни, когда распадался Советский Союз и вполне реальной казалась угроза распада Российской Федерации, от некоторых недальновидных генералов Вооруженных Сил нам приходилось выслушивать аргументированные объяснения: дескать, наша армия предназначена для отражения внешней агрессии. В ответ я не стану, например, ссылаться на присягу, которую принимают американские военнослужащие. Они берут на себя обязательство защищать Родину от внешнего и внутреннего врага…
Но ответ напрашивается сам собой: разве не дело армии совместно с правоохранительными органами пресекать любые противоправные действия, когда заходит речь о защите Конституции, когда государству угрожает опасность кровопролитной смуты?
Именно эта неопределенность, чувствовавшаяся в действиях армейцев, вынудила меня высказать своему министру такую точку зрения: «Помяните меня, если события станут развиваться по самому жесткому варианту, все отойдут в сторону. Все кивнут на МВД, но будет уже поздно. Необходимы решения Совета министров, Совета безопасности, которые бы жестко согласовывали действия всех «силовиков» и которые были бы обязательными для исполнения». Я же видел, «Вымпел», и тот по-тихому пытался отойти в сторонку… Точно также — в более четкой организации — нуждались действия самих органов внутренних дел.
После одной из ночных проверок я пришел и прямо высказал министру, что служба сотрудниками МВД выполняется плохо. Почему мало милиции вообще и где конная милиция, в частности? Нет единого и четкого руководства действиями подразделений ГАИ, патрульно-постовой службы, ОМОНа и других. Задачи на местах никто не выполняет. Мне капитан задает вопрос: «Можно ли задержать человека? Вот если он подходит ко мне с дубинкой?» Задач никто на местах не ставит. Почему не задерживают за антиобщественные действия активных организаторов беспорядков?
Вот такие вопросы я задал Ерину, и чувствую, что это начинает его раздражать.
Вообще-то, я бы назвал наши отношения сугубо служебными. Никак не дружескими или откровенными. Строго говоря, Виктор Федорович оставался для меня закрытым человеком, а некоторая сухость, некоммуникабельность, присущие его характеру, и вовсе не способствовали возникновению между нами какой-то человеческой теплоты. В то же время это достаточно подготовленный, неглупый человек. По крайней мере он был вполне способен воспринять ту или иную здравомыслящую идею. Но, выслушав другое мнение, мог, поколебавшись, принять и совершенно противоположную точку зрения.
Однако складывающаяся ситуация никак не располагала к промедлению. И я, не скрою, аккуратно подталкивал Ерина к более четкой организации службы московской милиции. К тому, чтобы была безотлагательно собрана коллегия МВД, на которой должны были бы присутствовать представители Министерства безопасности и столичной мэрии. Речь идет именно о государственной безопасности, а никто ничего не делает! Никто не знает — работает ли мозговой центр в правительстве? Кто ответит — будет ли твердо стоять президент до конца или пойдет на «нулевой» вариант, на совместные выборы? Мой последний вопрос как бы повис в пространстве: не я один знал, что президент куда-то пропал… То есть не пропал физически, но стал недоступен даже для высших чиновников государства.
28 сентября, в 13.10 министр по моей просьбе все же собрал совещание. Кругом масса дезинформации. Какая-то фальшивая телеграмма, якобы от исполняющего обязанности УВД Приморья, еще фальшивка — по Северному флоту… В целом вот такая обстановка: мы подвергаемся критике за Белый дом, а овладеть ситуацией не можем. Можно не сомневаться — именно мы в конце концов и останемся крайними. Заставьте, говорю, начальника ГУВД города Москвы генерала Панкратова выполнять свои обязанности. Он же у Белого дома, где несут службу его милиционеры, практически не бывает! Появится на один час. Походит, послушает и опять уезжает. Стал разбираться: милиционеры даже службу организовали в четыре смены, как при обычном варианте. Я спрашиваю Панкратова: «Почему мало милиции?» А он: «У меня же люди отдыхают по графику». Я говорю: «Как вам не стыдно?»
Вот так я жестко поговорил с Панкратовым. И Ерину сказал: «Если вы не поставите задачу конкретно этому генералу, вы же и останетесь виноватым». Но начальник московской милиции все равно артачился: «Что вы тут мной командуете?»
Странное отношение: милиционеры там, в три линии стоящие, под дождем мокнут, а он приезжает как почетный руководитель…
Министр мне сказал: «Я тебя попрошу — ты вмешайся. Помоги план составить, чтобы все было четко отлажено».
Я поехал и начал спрашивать. По моей просьбе прибыл туда, к Белому дому, генерал Савостьянов — начальник Управления государственной безопасности по Москве и Московской области. Я ему и нескольких вопросов задать не успел, смотрю — исчез бесследно. Короче говоря, взял своих офицеров. Только они и помогли сделать что-то путное.
После полудня сразу почувствовались изменения к лучшему. Министр очень жестко поставил задачу и заставил людей крутится. Тогда же, в 14.27, при мне Ерину по «вертушке» позвонил Ельцин. Интересовался действиями МВД, закончил разговор, как я и предполагал, «ободряющими» словами: «Я буду спрашивать персонально с вас…»
За чертой этих рабочих забот как-то осталась семья. Когда все началось, я позвонил Вале и сообщил: «Сейчас за тобой подъедет машина и тебя с Наташкой увезут в госпиталь». Она сразу поняла, что звоню я ей не от хорошей жизни. Спросила только: «Там что-то серьезное?» Ну что я мог ей ответить? Всего лишь: «Так надо. Не переживай. Все нормально. Это обычная мера предосторожности». Конечно же, не только моя семья переехала под защиту солдат ОМСДОНа. В госпитале разместились семьи и других наших офицеров. Но никакой паники не было, хотя, конечно, наши домашние за событиями внимательно следили. Особенно с 3 на 4 октября, по CNN. И переживали, конечно, очень.
Жена у меня человек мужественный — все понимает. Прошла походную, боевую школу. До этого были Карабах, Осетия, Ингушетия. И убийство моего заместителя полковника Владимира Блахотина, которого на пороге собственного дома в Ростове-на-Дону расстреляли армянские террористы…
Повернись события по-иному, не знаю, пожалели бы их боевики или нет, но это же последнее дело, когда сводятся счеты с семьями — с женщинами и детьми.
Сам я, откровенно говоря, никаких «расстрельных» списков не видел. Ручаться могу разве что за достоверность исторической фразы Александра Руцкого, бывшего своего соседа: «Не пилите березы в Кремле — они нам еще пригодятся». В то же время слышал, что генерал Анатолий Романов о таких списках говорил более определенно. Возможно, ему было известно, что составляются списки офицеров, которые участвовали в преодолении вооруженных конфликтов. Нам ведь часто грозят. Это обычное явление. Это можно уже в классические учебники записывать: противоборствующая сторона всегда пытается установить фамилии командиров и их домашние адреса.
Поэтому на войне часто используются псевдонимы, однако эти секреты, как правило, живут очень недолго. Тогда, в октябре 1993 года, подробную информацию о нас и о наших семьях можно было купить, скажем, у тех боевиков, с которыми мы воевали на Кавказе.
Незачем ходить и тратить время. Хотя с первых же дней противостояния в Москве и у КПП ОМСДОНа, и у подъезда главка время от времени стали появляться подозрительные наблюдатели. Поэтому мы сразу же приняли меры и офицерские семьи убыли на территорию дивизии. Я распорядился, чтобы и в Московском округе были приняты меры по обеспечению безопасности семей офицеров, которые были задействованы в событиях.
И это были своевременные меры. Представьте себе, когда оголтелая фашиствующая толпа рвется в Останкино, только скажи ей, что, допустим, неподалеку живут семьи таких-то генералов и офицеров… Ясно, что их могут взять в заложники или просто убить. Поэтому, повторяю, меры безопасности были оправданы. И тогда. И в иных, схожих по напряжению, ситуациях.
За годы, прошедшие после этих событий, кажется, высказались все. Во всяком случае все те, кто осуществлял идеологическое обеспечение деятельности противоборствующих сторон или хотел объяснится с обществом. Пролита была не вода, а человеческая кровь. Именно ею с чрезвычайной легкостью расплачивались политики за свои амбиции, за мягкие кресла в своих кабинетах, за телефоны
