Северном Кавказе и появление нескольких очагов вооруженного сопротивления законной власти.
Мы считали, что к лету 1994 года Дудаев имел танковый полк (до 50 исправных танков), артиллерийский полк (30 буксируемых и пять самоходных гаубиц), зенитный полк, два учебных авиационных полка, мусульманский истребительный полк, два полка и батальон национальной гвардии, 11 бригад народного ополчения, батальон и несколько рот специального назначения, полк пограничной и таможенной службы, отряд полиции особого назначения и иные разномастные формирования, подконтрольные полевым командирам.
Подсчитывая силы и средства, имеющиеся у чеченцев к тому времени, следовало принять во внимание, что по республике было рассеяно свыше 60 тысяч автоматов Калашникова. Мобилизационные возможности Чечни в целом составляли около 100 тысяч человек, но реальными бойцами можно было считать тысяч 30–35.
Что противопоставила этому Российская Федерация?
Достаточными считались те силы и средства, которые в соответствии с планом должны были начать движение в Чечню с трех направлений по пяти маршрутам.
На Моздокском направлении — группировка № 1 под командованием первого заместителя командующего войсками СКВО генерал-лейтенанта В.М. Чилиндина включала: от СКВО — сводный отряд 131-й отдельной мотострелковой бригады, 481-й зенитно-ракетный полк 19-й мотострелковой дивизии, инженерно-саперный батальон 170-й инженерно-саперной бригады, сводный отряд 22-й отдельной бригады специального назначения; от ВДВ — сводный парашютно-десантный полк 106-й воздушно-десантной дивизии, сводный парашютно-десантный батальон 56-й отдельной воздушно-десантной бригады; от внутренних войск — 59-й, 81-й, 451-й полки оперативного назначения, 193-й отдельный батальон оперативного назначения. Всего на Моздокском направлении насчитывалось: личного состава — 6567 человек, 41 танк, 99 БТРов, 132 БМП (БМД), орудий и минометов — 54.
На Владикавказском направлении — группировка № 2 под командованием заместителя командующего воздушно-десантными войсками генерал-лейтенанта А.А. Чиндарова включала: от СКВО — сводный отряд 19-й мотострелковой дивизии, зенитно-ракетный дивизион 933-го отдельного зенитно-ракетного полка 42-го армейского корпуса; от ВДВ — сводный парашютно-десантный полк 76-й воздушно-десантной дивизии, сводный парашютно-десантный полк 21-й отдельной воздушно-десантной бригады; от ВВ — 46-й, 47-й полки оперативного назначения и 7-й отряд специального назначения. Всего на этом направлении насчитывалось: личного состава — 3915 человек, 14 вертолетов, 34 танка, 67 БТРов, 98 БМП (БМД), орудий и минометов — 62.
На Кизлярском направлении — группировка № 3 под командованием командира 8-го гвардейского армейского корпуса генерал-лейтенанта Л.Я. Рохлина включала: от СКВО — сводный отряд 20-й мотострелковой дивизии; от ВВ — 49-й, 57-й, 63-й полки оперативного назначения. Всего на Кизлярском направлении привлекалось: личного состава — 4053 человека, 16 вертолетов, 7 танков, 162 БТР, 28 орудий и минометов.
Всего к началу операции Объединенная группировка федеральных войск в Чечне в своем составе насчитывала: личного состава — 23,8 тысячи человек (в том числе Вооруженные Силы — 19 тысяч, внутренние войска — 4,7 тысячи), 90 вертолетов (из них 47 — боевых), 80 танков, несколько сотен БТРов и БМП, орудий и минометов — 182.
Так что в сравнении с незаконным чеченским воинством наши силы никак нельзя называть чрезмерными.
Являлось ли проведение военной операции на территории Чеченской Республики законной с точки зрения законодательства Российской Федерации и международного права? Являлось ли законным применение в ходе нее Вооруженных Сил России, главной задачей которых является отражение внешней агрессии?
Безупречной я бы назвал следующую формулировку: так как в период с 1991 года по 1994 год деятельность властей Чеченской Республики была направлена на незаконное отторжение этой территории от Российской Федерации, создавая тем самым очевидную угрозу целостности государства, применение Российской Федерацией силы для разоружения незаконных вооруженных формирований и восстановления конституционной законности в Чечне являлось мерой совершенно оправданной, законной, справедливой, адекватной угрозе и даже обязательной для президента России, являющегося гарантом территориальной целостности страны, неотъемлемых прав и свобод ее граждан.
Что касается правовой основы применения Вооруженных Сил в ходе этой операции, то ее составляли закон Российской Федерации «Об обороне», первая статья которого оговаривает, что под понятием обороны понимается «система мер по обеспечению готовности государства к защите населения, территорий и суверенитета»; закон Российской Федерации «О безопасности» (статья 12), который возлагает на президента страны обязанность координировать деятельность Вооруженных Сил, федеральных органов безопасности и внутренних дел при обеспечении безопасности страны. Участие Вооруженных Сил в ликвидации внутренних источников военных угроз соответствовало и основным положениям действовавшей военной доктрины России.
Какие действия руководства Российской Федерации можно назвать именно политическим решением на проведение такой операции?
Утверждение на экстренном заседании Совета безопасности Российской Федерации 29 декабря 1994 года Замысла предстоящей операции, разработанного Генеральным штабом.
Как известно, единственным коллективным органом в СССР, принимавшим подобные решения, являлось Политбюро ЦК КПСС. В Российской Федерации в данной ситуации его функцию выполнил Совет безопасности РФ, утвердивший 29 ноября 1994 года этот Замысел операции, что, бесспорно, можно квалифицировать как полноценное «политическое решение». Откровенно говоря, под это определение подпадает и появившийся на следующий день указ президента РФ № 2137с «О мерах по восстановлению конституционной законности и правопорядка на территории Чеченской Республики», но достоинство коллегиального решения в том и состоит, что под ним стояли подписи всех членов Совбеза, включая председателя Государственной Думы Ивана Рыбкина и председателя Совета Федерации Владимира Шумейко. То есть первых лиц законодательной власти России, что только лишний раз подчеркивало абсолютную легитимность подобного решения.
Позднее, когда я сам стал членом Совета безопасности, Ельцин заседания уже не вел и по всему чувствовалось, что президент уже не воспринимает Совбез как аналог Политбюро и что центр политической власти переместился в иное место, куда пускают далеко не каждого министра или даже вице-премьера правительства. Обсуждался, скажем, какой-либо вопрос, касающийся атомной энергетики… Делался доклад, принималось решение, все это заканчивалось за 40–50 минут. К концу заседания Ельцин уже начинал проявлять торопливость, и если кто-то еще хотел высказаться, ему делалась формальная уступка: 2–3 минуты, не больше. Дальше президент подводил черту: «Хорошо!», «Все понятно!», «На этом поставим точку!»
В свою очередь я понимал, насколько это важно, если решение принимается коллективно. Я всегда использовал любую возможность, чтобы посоветоваться с товарищами, с оппонентами и единомышленниками, чтобы в результате борьбы мнений, в столкновении позиций найти единственно правильное решение. В Главном управлении командующего ВВ таким органом был военный совет, а в Министерстве внутренних дел — коллегия. Выработанное на их заседаниях мнение никогда не казалось сырым или непродуманным. На него можно было опереться в трудную минуту и выложить на стол как последний козырь.
Это не размазывание ответственности, не попытка спрятаться за чужие спины. В государственных делах, которые много значат для судеб многих людей, важно выслушать чужое мнение и порой ощутить, что твой коллега понимает проблему куда глубже, чем это получается у тебя самого.
Поэтому идею о том, что подобие ушедшего в небытие Политбюро необходимо России либо в виде Совета безопасности, либо в форме Госсовета — я аккуратно высказывал и Ельцину, так аргументируя свою настойчивость: «Борис Николаевич, вспомните, что решение по Чечне было принято именно Совбезом, и впервые — во всяком случае на моей памяти — под ним подписались все его члены. И Рыбкин. И Шумейко. Не будь этих подписей, кто знает, как оценил бы ваши действия Конституционный Суд, когда в 1995 году рассматривал вопрос о правомочности принятых вами решений?.. Подобные вопросы всегда следует
