оборонительные рубежи наших войск гитлеровское командование бросило пятьдесят лучших своих дивизий, в том числе шестнадцать — танковых и моторизованных.
1844-й и 1848-й полки заняли оборону на участке Мясоедово — Севрюково, а 1846-й к этому времени не был еще оснащен техникой и вступил в бой позднее. Память Нежурина отчетливо сохранила события, связанные с его боевым крещением.
«Выдали на сутки сухой паек. Навьючили бойцы на себя оружие, патроны. Единственную на всю батарею пушку подцепили за задок повозки, в которую впряжена лошадь, и двинулись в Корочу. Пятидесятикилометровый путь преодолели за ночь и следующие полдня. Шли через поселки, из домов выходили женщины и смотрели вслед с болью и упреком: «Опять отступаете!»
На пути встречались раненые 1844-го и 1848-го полков, которые вступили в бой 5 июля, в первый день наступления фашистов. Какие же события этого дня остались в памяти бойцов тридцатой противотанковой?
Бывшему химинструктору 1844-го полка Ивану Филипповичу Ламбергу запомнились закатные часы июльского дня. Сколько раз в мирное время он любовался яркими красками вечерней зари. А сейчас «кровавое» небо словно предзнаменовало завтрашний день.
Их батарею «сорокапяток» в сумерки подняли по тревоге. И вот новенькие американские «виллисы» запылили на запад. Из сидящих в них бойцов никто, конечно, не знал, что завтра батарея примет участие в исторической Курской битве, завершившей перелом во всей войне. Однако не было и сомнения, что едут на фронт.
За полночь прибыли на передний край обороны — в район Батрацких дач и тотчас начали оборудовать огневые позиции впереди основных пехотных траншей, рыть окопы.
Ночью никто не спал. Напряженность нарастала с каждым часом. На рассвете тишину оборвала артиллерийская канонада, а затем на горизонте появились вражеские танки, самоходное оружие. Они шли эшелонами.
Когда приблизились на расстояние четырехсот метров, начали стрелять наши пушки. Но их снаряды отскакивали от мощной лобовой брони «тигров» и «фердинандов», не причиняя ущерба. Танки приближались. Вот они уже корежат орудия, подожгли два «виллиса», которые стояли позади пехотных траншей, в лощине…
Грохот, огонь, дым. Трупы убитых и стоны раненых, в числе которых — командир батареи. Ненависть, злость, обида на то, что, по сути дела, оказались безоружными перед такой техникой врага.
«От батареи осталось одиннадцать человек, — вспоминает Ламберг. — Фашистские танки, прорвавшиеся правее, начали заходить в тыл. Чтоб не оказаться в окружении, мы рванулись на машинах ко второй линии обороны. Танки послали нам вдогонку пару снарядов, но они легли в стороне. Мы проскочили.
А когда подъехали к опушке леса, увидели радостную картину. Наши «катюши», стоявшие сплошным рядом, огонь вели беспрерывно. Я никогда не видел так много «катюш». Им только успевали снаряды подвозить. Кроме того, часть танков была зарыта в землю, они хорошо пристреляли ориентиры и точно били по наступавшему врагу. Вот они да наши 76– и 120-миллиметровые орудия приняли на себя основной танковый удар противника».
Вторую линию обороны в районе Батрацких дач занимала четвертая батарея 1844-го полка. Здесь немало было новобранцев из Белгородской области, и среди них — Сергей Осташенко, которому в то время не исполнилось и восемнадцати лет.
Еще до рассвета расчет, куда Сергей был зачислен наводчиком, установил орудие, тщательно его замаскировав, на танкоопасном направлении. Утро пришло вместе с вражеским артобстрелом. Взрывы оглушили. Земля содрогалась, взлетала в небо. По-утреннему свежий диск солнца застилали клубы дыма и пыли.
В этом грохоте, визге металла казалось, что вся планета разрывается на части. Но вот взрывы стали удаляться. Бывалые фронтовики вышли из укрытий, заняли места у орудий. За ними потянулись новички. И вовремя. На позиции 1844-го полка пошли вражеские танки, за которыми прятались немецкие автоматчики.
К этому времени Сергей Осташенко уже пришел в себя после первого в жизни артобстрела. Быстро вращая маховички горизонтальной и вертикальной наводки, он прильнул к прицелу и доложил:
— В перекрестке — вражеские танки!
— Огонь! — крикнул командир орудия.
Первый снаряд — недолет. Второй — перелет. Третий — цель! Танк остановился. По его черной броне заплясали желтые языки пламени.
Через некоторое время был уничтожен второй танк, и автоматчики остались без прикрытия. Сергей попросил осколочные снаряды.
С нетерпением глянул он на товарища, который отворачивал у фугасного наряда колпачок, оголяя мембрану взрывателя. Еще момент, и на команду «Огонь!» дернулась пушка, изрыгнув металл, что вот-вот разорвется на мелкие осколки, наткнувшись на любую преграду, даже на такую слабую, как ветка дерева.
Взрыв. Еще и еще! Падают бегущие фашисты. Что могут их автоматы против осколочных снарядов! Артиллеристы бригады уничтожили в этот день десятки гитлеровцев. За первый в жизни бой, когда пришлось оборонять родную белгородскую землю, наводчик Остащенко был награжден медалью «За отвагу».
Этой награды за бой 5 июля удостоен и Иван Петрашов, который также родился на Белгородчине. В то время ему было 25 лет. Он пришел на войну на седьмой ее день. Боевое крещение принял под Смоленском.
Грозное утро 5 июля Петрашов встретил командиром орудия 1848-го полка. Батарея, в составе которой он сражался, заняла позиции во втором эшелоне обороны. «К 11 часам гитлеровцам удалось прорвать первую линию, — вспоминает Иван Павлович. — «Тигры» и «фердинанды» двинулись на наши позиции. Слышу команду: «Батарея — к бою!» Прямо на орудие шли три танка. Залп — и один загорелся, встал. Вскоре запылал другой. Но третий шел как заколдованный. Прямым попаданием он вывел из строя нашу пушку, убил одного и ранил двух солдат. Из всего расчета в строю остался только я, да и то — оглушенный.
Пришел в себя — вижу: над головой гусеницы танка, который утюжит мой окоп. Танк засыпал меня землей, но не повредил. Когда вновь открылось небо, я метнул вслед бронированной махине бутылку с зажигательной смесью. Костер, который от нее возник, обрадовал меня больше, чем все костры детства».
На другой день на позиции, занятые полками бригады, враг двинул около сотни танков. Кучами металла на поле боя замерли восемнадцать из них, в том числе шесть «тигров». Этим успехом бригада во многом обязана Герою Советского Союза, командиру 1848-го полка майору В. А. Шубину, который постоянно был на переднем крае, в гуще сражений и принимал молниеносные решения. В журнале боевых действий в этот день был отмечен также замполит 1848-го полка майор В. А. Юрков.
1846-й полк вступил в бой через несколько дней, когда получил орудия и автомашины. За это время два раза для практики окапывались в районе Корочи, занимались боевой учебой. На горизонте полыхало фронтовое зарево, небо прошивали трассы пулеметного огня. «Вот мы и приехали», — говорили бойцы, и эти простые слова наполнялись тревожным смыслом.
Однако ехать еще пришлось. Бойцы третьей батареи оборону заняли западнее, на кукурузном поле. Ночью рядом с ними начали взрываться бомбы. На головы падали комья земли, клочья кукурузных стеблей.
Днем выкатили орудия на ровное место, подготовились для ведения огня с закрытых позиций.
