Владимир Зюськин
Истребители танков
Бывшему комбату Георгию Александровичу Халтурину посвящается
Выражаю благодарность бывшим воинам бригады, приславшим материалы, на основе которых была написана эта книга
Часть первая. Боевая азбука
Глава 1. Рождение бригады
12 мая 1942 года на станции Алтынай, что находится в ста пятидесяти километрах восточнее Свердловска, появились человек пятьдесят мужчин с вещевыми мешками за плечами. Они прошли мимо бородатого деда, степенно поздоровавшегося с ними, и направились к административному зданию.
— Вишь, у нас тут войска собираются, — сказал дед подбежавшему внуку. — Вчерась пришли, нонче и, по всему видать, ишо подойдут!
— А из чего они стрелять будут? — спросил веснушчатый мальчуган, целясь из палки, как из винтовки.
— Кто же их знает? Может, с пушек, а может, с аэропланов… — начал дед, но внук сорвался с места и догнал призывников.
— Дяденьки, а вы из чего по немцам стрелять будете? Мужчины заулыбались:
— Из рогаток!
— А ты часом не шпион?
Бывший учитель Фазлутдинов погладил мальчугана по голове.
— Много будешь знать — быстро состаришься.
— Военная тайна?! — понимающе сморщился пацан и помчался к деду.
Не знал он, что тайной это было и для самих призывников. Лишь через несколько дней они узнали, что часть именуется 8-й истребительной бригадой. А уж о специфике этого рода войск не знали даже бойцы, побывавшие в боях.
На другой день после прибытия Фазлутдинова вызвали в штаб:
— Нужна бумага. Вы учитель. Не поможете достать хотя бы школьных тетрадей?
Лутфей Сафиевич ответил утвердительно, радуясь в душе, что сможет помочь формирующейся части.
В родное Сухоложское районо поехали вместе с комиссаром артиллерийского полка Полтавцевым. Возвращались с пачками тетрадей и классных журналов. Комиссар был доволен. А Фазлутдинов сидел, задумавшись. Мог ли он, учитель, предположить, что в школьные тетради вместо задач и упражнений будут записываться скупые слова и цифры, отражающие жизнь военной части, а в журналах, где ставились школьные отметки, штабные писари тусклым языком напишут о ярчайших событиях — победах и поражениях, о героизме и утратах…
Он думал об этом и потом, когда укладывался спать в алтынайской казарме, где клопы и блохи не давали покоя. Их били, насмешливо называя фашистами. А настоящие фашисты, оставляя кровавый след и пожарища, продвигались все дальше и дальше в глубь советской земли.
Формировавшаяся часть росла на глазах. Будущие бойцы, прибывшие группами по тридцать — пятьдесят человек, быстро перенаселили небольшую станцию и близлежащую деревню Ирбитские Вершины. В начале июня для дальнейшего формирования бригада была передислоцирована в город Тюмень и расположилась неподалеку от вокзала, на стадионе.
Стадион, который еще недавно гудел от азарта болельщиков, словно провод высокого напряжения, сейчас был усеян людьми в гимнастерках. Трава футбольного поля, привыкшая к быстрым бутсам, познала неторопливую тяжесть солдатских сапог.
Праздничный накал спортивного поединка, удары по мячу, которые заставляли его вычерчивать над полем параболы, судейские свистки и вторящие им крики с трибун, — все это стремительно отодвинулось в прошлое, в ту жизнь, которая называлась мирной. И хоть было в ней порой нелегко, но те огорчения, горести, беды казались ничтожными по сравнению с этой всеобщей бедой под названием «война».
Примерно так думал Георгий Халтурин, дымя папиросой во время короткого перекура между строевыми занятиями. Он махнул рукой, стряхивая пепел, и по спине пробежал огонек боли — память об осколке. Георгий невольно сморщился, вспомнив вой немецкого снаряда. Доли секунды не хватило ему, чтоб лечь. Успел только пригнуться и упал уже без сознания.
А было так. Приехал за пополнением в штаб полка, который начали обстреливать: фашистам удалось запеленговать полковую радиостанцию. Пока выводили в укрытие оторопевших, растерявшихся — впервые попали под обстрел — молодых солдат, противник успел пристреляться. Хорошо хоть сумел вывести «молодняк». Уходил последним. Тут и завыло над самой головой… Надо было падать плашмя. Опоздал. И спину разворотило осколком. Задело и голову.
Когда на короткое время пришел в себя, появилось такое ощущение, что оторвало ноги. Потянулся за пистолетом, который вместе с планшеткой валялся неподалеку. И застрелился бы — не обвисни рука от боли, как плеть.
В госпиталь попал в тяжелейшем состоянии. Осмотрев Георгия, усталый хирург потер рукой глаза, воспаленные от постоянного недосыпания, и тихо сказал: «Думаю, что его песня спета». Халтурин был без сознания и не мог этого слышать. Зато услышал фельдшер, доставивший его в госпиталь. Он передал оброненные хирургом слова командованию штаба, которое представило Георгия Халтурина к ордену Красной Звезды посмертно.
Товарищи по оружию уже говорили о Георгии в прошедшем времени, а он в первую минуту, как пришел в сознание, ощутил нереальность происходящего: Христос, обвисший на кресте, торжественные лики святых, ангелы в белоснежных ризах. Он лежал в эвакопункте, размещенном в Купянской церкви. Попытался встать, и жуткая боль в спине возвратила память…
Получив первую медицинскую помощь, Халтурин был вывезен вместе с другими ранеными в Челябинск. Здесь, в госпитале, медики каждый раз ругались, обрабатывая его рану, которая в длину была тридцать два, а в ширину восемь сантиметров: «Весь запас стрептоцида — на одного человека!» Но в душе