Шегаев вышел в переулок, задумчиво повернул налево — туда, где за деревьями плавилось и текло закатное солнце.
— Молодой человек! Слышите?! Молодой человек!
Обернулся — Зоя Корабельникова!
Это было тем более неожиданно, что все это время он думал о ней, и в Разлогово не поехал — из-за нее, и Игумнова решил навестить отчасти потому, что надеялся ее там увидеть. Да какой там «отчасти» — именно потому, что надеялся. Ведь она аспирантка Игумнова — отчего же ей не зайти к профессору… Правда, прежде он там ее не встречал. Они сталкивались несколько раз в университетском кабинете Игумнова. Однажды ему показалось, что Зоя, услышав скрип дверных петель — как бы верно выразиться? — метнулась в сторону от профессорского стола. Да, дверь он открыл резко… должно быть, неожиданно для присутствующих… но вообразить, что юную аспирантку и седобородого неряшливого профессора связывает, кроме честной научной солидарности, что-нибудь еще, — это было решительно невозможно! Идиотская мысль. В сущности, отблеск мании: доказательство давнего неравнодушия…
Длинная темная юбка делала Зою еще более высокой, собранные на затылке светло-рыжие волосы и белая кожа лица светились, а большие глаза, наоборот, казались черными. И, цепко подхватив его под руку и оглянувшись так, будто сзади грозила нешуточная опасность, она увлекала его вперед.
Шегаев и сам закрутил головой, но ничего такого, что свидетельствовало бы о необходимости подобной спешки, не обнаружил. Никто следом не шел, не догонял, переулок вообще был пуст, только у керосиновой лавки на углу стояли двое, бросив на сизый булыжник длинные тени, да и то отвернувшись.
— Вы ведь Игорь, да? Вы у него были? Заходили? — торопливо спрашивала Зоя на ходу и, досадливо хмурясь, будто он никак не мог взять в толк ее вопроса, тут же сама растолковывала: — Вы знаете, да? Его арестовали!
— Вы-то откуда взялись, Зоя? — повторял Шегаев.
— Его первым забрали, — говорила она, не отвечая, но окидывая взглядом. — В июле еще… а потом почти всех подгребли.
— Что значит — почти всех? — спросил Шегаев, недоумевая. — Всех из кого?
Если Зоя имела в виду тот небольшой кружок, что собирался на квартире у профессора, так в него она не была вхожа… Впрочем, пришла Шегаеву мысль, возможно, у Игумнова происходили какие-то еще собрания, а он об этом просто не знал?
Зоя снова вскинула взгляд, замялась, кусая губу.
— А вы вообще с Ильей Миронычем давно знакомы? — резко спросила она вместо ответа.
— Порядочно… Полгода. Или больше.
— Полгода? — насмешливо повторила Зоя. — Для вас полгода — это уже «порядочно»? Вот видите, вы неосведомлены, наверное…
Шегаев пожал плечами и сказал сухо:
— Да, наверное.
Глупо было бы обижаться. Его не оставляло смутное ощущение, что Зоя блефует. И тон ее был совершенно неуместен сейчас, и вообще, какая разница, давно ли он знаком с профессором — самое время выяснять, когда Игумнова арестовали!
— Подождите, Зоя, — сказал он. — Вы мне главное скажите: где Илья Мироныч? В Бутырках?
— Ну да, — она кивнула. — Где же еще?
Шегаев хотел спросить насчет свиданий, но сдержался. Даже детям известно, что в Бутырках свиданий не разрешают. И передач тоже. Только справки. Проходя мимо, всякий мог видеть у железных ворот тюрьмы: улицу запруживали с ночи, ранние трамваи отчаянно звонили, кое-как проталкиваясь сквозь каждодневную толпу женщин. Когда ворота открывались, стремительно, будто вода из рухнувшей запруды, вливались в тюремный двор. Долго теснились в квадрате высоких бетонных стен. Распахивались наконец двери в приемную, у справочных окошек выстраивались длинные очереди. Кому не везло, толклись и завтра, и послезавтра. И еще невесть сколько.
— Точно там? Вы узнавали?
— Точно, точно…
Шегаев пощелкал пальцами.
— А вот вы сказали — почти всех подгребли. Вы кого имели в виду?
В глазах Зои мелькнуло сомнение. Шегаев расценил его как понятную боязнь сказать лишнее. И тут же сказал лишнее сам, пожалев сразу, как только выговорил:
— Крупченков тоже арестован?
— Крупченков? — повторила Зоя. По тому, как она произнесла фамилию, Шегаев с досадой понял, что она делает это впервые. — Крупченков… я не знаю. Нет, должно быть.
— Вы не знаете Крупченкова? — уточнил он, злясь.
— Видела пару раз, — уклончиво ответила она. — Философ?
— Ну да, философ, — нехотя кивнул Шегаев.
И опять возникло ощущение, что купился: собственно, все, кто собирался у Игумнова, были в известной мере философами.
Зоя, как будто выдержав испытание, тоже кивнула — но, в отличие от него, с удовлетворением.
— Ну хорошо… Ерунда какая-то. Известно хоть, в чем обвиняют?
— Откуда?
— Справку не пытались получить?
— Нет, — Зоя помотала головой. — Я не родственница…
— Все равно надо попытаться. Черт, я бы завтра мог!.. но я должен уехать.
— Уехать?
— Да, уехать.
Зоя смотрела на него детским взглядом, и Шегаев подумал, что ей, наверное, нужна его поддержка и помощь. Она такая неопытная и беззащитная… Понятно, почему кое-какие ее фразы настораживают. Она просто не знает, как себя сейчас вести… конечно же, в этом причина.
— Завтра уехать?
— Сегодня.
— Ах, сегодня? — Зоя прикусила губу. — Жалко. Надолго?
Шегаев решил пошутить.
— Навсегда, — сказал он, усмехаясь. — Навеки.
— Ах, вот как! — протянула она.
Судя по всему, Зоя не поняла, что он шутит, и Шегаев не стал рассеивать ее заблуждение. Ему было приятно видеть, что на Зоино лицо набежала тень озабоченности — она явно была взволнована перспективой его скорого и невозвратного отъезда.
— Как же так! Мы с вами толком даже не познакомились! А вы уезжаете…
— Еще не поздно, — продолжал свою шутку Шегаев. — Давайте знакомиться.
Судьба Игумнова отошла на второй план. Помочь он все равно никак не мог, а бледное Зоино лицо было рядом.
— Замечательная у вас шляпа, — вздохнула она. — Давайте сядем, что ли.
Скамейка была в пяти шагах.
— Вы ведь ловелас, Игорь? — спросила вдруг Зоя, садясь на скамью. Она прямо и решительно повернулась к нему и так же прямо и решительно рассматривала. — У вас на физиономии написано: ловелас, да еще какой!
Неожиданно протянула руку и провела пальцами по его щеке.
— И понятно почему, — сказала она как будто самой себе. — Такой красивый… Такому красавцу разве откажешь? Все женщины ваши, да, Игорь? Я права?
— Зоя, вы…