- Я понимаю, - сказал я.
- Я очень хорошо говорю на своем языке.
Я могу сделать умные замечания.
Но это бесполезно. - Я вздохнул.
- Удерживать мое лицо все еще очень трудно.
Я чувствую, что всегда задерживаю дыхание.
- Не всегда, - сказала она.
- Мы не всегда удерживаем лицо.
Когда вы с... - Она замолчала, а затем быстро прожестикулировала [извинение.]
- У меня нет близких, - сказал я.
[Нежное сожаление.]
- Я надеялся развиться рядом с Вашет, но боюсь, что все испортил сегодня.
Пенти кивнула.
- Я вижу. - Она протянула руку и провела пальцем по краю моего лица.
Я почувствовал прохладу рядом с опухолью.
- Ты должен был очень ее разозлить.
- Я могу сказать, что у меня все еще звенит в ушах, - сказал я.
Пенти покачала головой.
- Нет. Твои отметины. - Она показала на свое собственное лицо в этот раз.
- С другой стороны, это может быть ошибкой, но Вашет не оставила бы такого, если бы она не хотела, чтобы все увидели это.
Мой живот куда-то провалился и рука бессознательно пошла к моему лицу.
Конечно.
Это было не просто наказание.
Это было послание всем в Адемре.
- Ну я и дурак, - мягко сказал я.
- Я не понимал этого до сих пор.
Мы ели спокойно в течение нескольких минут, прежде чем я спросил: - Почему ты пришла, чтобы сидеть со мной сегодня?
- Когда я увидела тебя сегодня, я подумала, что слышала, как многие люди говорят о тебе.
Но я ничего не знала о тебе лично. - Пауза.
- А что говорят другие? - сказал я с небольшой, кривой улыбкой.
Она протянула руку, чтобы прикоснуться к углу моего рта кончиками пальцев.
- Это, - сказала она.
- Что это за согнутая улыбка?
[Нежная насмешка], прожестикулировал я, объясняя.
- Но над собой, а не над вами.
Я могу догадываться, что они говорили.
- Ничего плохого, - мягко сказала она.
Пенти посмотрела на меня, а затем мне в глаза.
Они были огромными на ее маленьком лице, чуть темнее серого, чем обычно.
Они были настолько яркими и ясными, что когда она улыбалась, их вид чуть не разбил мое сердце.
Я чувствовал, как слезы наворачиваются на глаза и я быстро посмотрел вниз, смущенный.
- О! - Тихо сказала она, и прожестикулировала [поспешное извинение за проблему.]
- Нет. Я неправильно улыбаюсь и встречаюсь глазами.
Я имела в виду это. - [Вид поощрения.]
- Вы правы с улыбкой, - сказал я, не поднимая глаз, яростно мигая, пытаясь очистить их от слез.
- Это неожиданная доброта в день, когда я не заслуживаю этого.
Вы первая, кто заговорил со мной по своему собственному желанию.
И ваше лицо настолько приятно, что болит мое сердце. - Я сделал [благодарность] моей левой рукой, радуясь, что мне не нужно было смотреть ей в глаза, чтобы показать ей, как я себя чувствую.
Ее левая рука пересекла стол и схватила мою.
Потом она повернула руку кверху ладонью и тихонько сжала, утешая, мою ладонь.
Я поднял голову и, как я надеялся, ободряюще улыбнулся.
Она почти зеркально ее повторив, прекратила улыбаться.
- Я тревожусь о моей улыбке.
- Вы не должны.
Ваша улыбка идеальна.
Пенте посмотрела на меня еще раз, наши глаза встретились, и сердце мое рванулось прочь из груди.
- Правда?
Я кивнул.
- На моем родном языке в честь ее я написал бы ... - Я пришел в себя, покрывшись потом, когда понял, что чуть было не сказал 'песня'.
- Стихотворение? - любезно предложила она.
- Да, - быстро сказал я.
- Эта улыбка достойна стихотворения.
- Тогда напишите его, - сказала она.
- На моем языке.
- Нет, быстро сказал я.
- Это было бы медвежье стихотворение.
Для вас оно было бы слишком неуклюжим.
Это только, казалось, подстрекало ее, и ее глаза стали нетерпеливыми.
- Сделай это.
Если будет неуклюже, то это заставит меня чувствовать себя лучше, несмотря на мои собственные ошибки.
- Если я напишу его, - я угрожал. - Вы должны сделать тоже.
На моем языке.
Я думал, это отпугнет ее, но после минутного колебания она кивнула.
Я думал что единственной поэзией Адем, которую я слышал были: несколько отрывков от старого вышивальщика шелком и история Шейн о лучнике.
Это было не так много, чтобы продолжить.
Я думал о тех словах, что я знал и их звучании.
Я почувствовал резко отсутствие моей лютни.
Вот почему у нас есть музыка, в конце концов.
Слова не всегда могут передать то, что нам нужно, в отличие от нее.
Музыка нужна тогда, когда пропадают слова.
Наконец, я нервно огляделся, радуясь, что только рассеянная горстка людей оставалась в столовой.
Я наклонился к ней и сказал:
Дважды опасна Пенти
Но не мечом, как продолжением руки,
Изгибом рта нежнее всех цветов,
Разящим сердце с десяти шагов.
Она снова улыбнулась и в этот раз она сделала, как я сказал.
Я почувствовал ее остроту в своей груди.
У Фелуриан была красивая улыбка, но она была старой и знающей.
Улыбка Пенти сияла, как новенький пенни.
