'Изобилие рыбы в море, реках, озёрах и прудах настолько велико, что кажется просто невероятным. На один денарий можно купить целый воз свежих сельдей, которые настолько хороши, что если бы я стал рассказывать всё, что знаю об их запахе и толщине, то рисковал бы быть обвинённым в чревоугодии. По всей стране множество оленей и ланей, диких лошадей, медведей, свиней и кабанов, разной другой дичи. В избытке имеется коровье масло, овечье молоко, баранье и козье сало, мед, пшеница, конопля, мак, всякого рода овощи и фруктовые деревья, и, будь там ещё виноградные лозы, оливковые деревья и смоковницы, можно было бы принять эту страну за обетованную, до того в ней много плодовых деревьев…
Честность же и товарищество среди них таковы, что они, совершенно не зная ни кражи, ни обмана, не запирают своих сундуков и ящиков. Мы там не видели ни замка, ни ключа, а сами жители были очень удивлены, заметив, что вьючные ящики и сундуки епископа запирались на замок. Платья свои, деньги и разные драгоценности они содержат в покрытых чанах и бочках не боясь никакого обмана, потому что его не испытывали. И что удивительно, их стол никогда не стоит пустым, никогда не остаётся без яств. Каждый отец семейства имеет отдельную избу, чистую и нарядную, предназначенную только для еды. Здесь всегда стоит стол с различными напитками и яствами, который никогда не пустует: кончается одно — тотчас несут другое. Ни мышей, ни мышат туда не пускают. Блюда, ожидающие участников трапезы, покрыты наичистейшей скатертью. В какое время кто ни захотел бы поесть, гость ли, домочадцы ли, они идут к столу, на котором всё уже готово…'.
Действительно, на тех славян, что, по мнению западных, да и наших историков, которые, по их понятиям, обязаны жить в ямах, смердеть немытым телом, ходить в плохо выделанных шкурах, бегать за зверьём с дубинами, славяне, описанные епископом Оттоном Бамбергским, мало похожи. Закрадывается мысль, зачем кому-то надо было обкрадывать и унижать огромный народ? Может, он как 'кость в горле', стоит на пути тех, кто хочет получить господство над всем миром? Может, поэтому, создали религию, где люди рабы своего бога? Где, за полученные знания, сначала изгоняют из Рая, затем, начнут пылать костры 'святой' инквизиции?
Невольно глянул в сторону, где поднимают крест, с привязанным к нему человеком. Это один из первых христиан, святой Климент, он вторгся в античный мир, дабы уничтожить его богов и, ничто его не пугает, даже смерть!
— Неужели вы его оставите на кресте до смерти?
— Этого? Нет! Повесит дня два, может, убавится прыти. Таких убивать опасно, народ любит мучеников, зачем нам лишняя смута.
— Вы его не сломите, — уверенно говорю я.
— К сожалению, ты прав, давно за ним наблюдаю. Зря император Траян сохранил ему жизнь. И казнить его теперь сложно и в живых оставлять опасно.
— И, всё же, вы его убьёте, он станет мучеником и святым.
Старик вздыхает:- Это так, Климента не сломить. Откуда берутся такие фанатики?
— Он верует в своего бога.
— Я тоже верю в своих богов.
— Наверное, не так сильно как он.
— Ты очень молод, мальчик, но мудр не по годам, — хвалит меня старик, но в глазах мелькает стальной отблеск и великое сожаление, — вера наша пошатнулась, многие прислушиваются к словам Климента. Определённо, он чародей.
— Вероятнее всего, — соглашаюсь я, вспоминаю 'дверь' между мирами. Однако, как бы она не захлопнулась, вспыхнуло во мне чувство опасности. Уходить необходимо, и как можно скорее. — Мне нужно идти, прославленный примипил.
Старик скользнул по мне взглядом:- Ты учтив. Чем я тебе могу помочь? Хочешь, тебя отвезут на корабле, куда пожелаешь?
— Спасибо, у меня свой путь.
— Как знаешь, — центурион, опираясь на виноградный посох, покидает меня.
Бегу в секретный храм. Влетаю в комнату, где меня хотели изувечить и убить. Синее пятно на стене совсем блёклое, едва заметное, мгновенье, и оно растворится в серости камня. Прижимаюсь к стене, впиваюсь взглядом. Мир не меняется, ужас захлёстывает душу. Неужели останусь в этом мире навсегда?! Он очень далёк для моего понимания, я не хочу! Неожиданно зрачок словно вытягивается, навстречу несётся ураган из синих лучей, они заворачиваются в смерч, и открывается око в мой мир. В пещере хаос из осыпавшихся обломков скал, кругом осколки льда, ледяные органы разбиты в прах. Моя напарница, сжавшись в углу пещеры, вздрагивает, рыжие волосы всклокочены. Неожиданно она словно чувствует меня, поворачивает голову и наши взгляды встречаются. Клацают неведомые затворы, клубится синий туман, обозначается дверь, она открывается, вылетаю в свой мир, вовремя, дверь исчезает, сапфир выпадает и катится под ноги.
— Кирилл! — кидается мне в объятия Катюша.
Глава 13
— Как ты? — с тревогой заглядываю ей в глаза. Они сейчас у неё наполнены изумрудной зеленью, зрачки вытянуты, я не узнаю свою Катю.
— Всё прекрасно! Пещеру всю разнесла в клочья, теперь выбраться наверх проблем не будет, по обломкам выйдем.
— Ты точно себя нормально чувствуешь? — приглядываюсь к ней.
— Почему спрашиваешь? Да я себя так хорошо никогда не чувствовала в жизни. Знаешь, Кирюша, мне понравилось быть драконом, скоро уйду из мира людей.
— Ты это серьёзно?
— Вполне. Сам посуди, что общего у нас может быть с ними? Они мерзкие, завистливые, даже не улитки, слизни.
— Ты изменилась, Катя, — с сожалением смотрю на её пылающие веснушки.
— Наверное, — равнодушно соглашается она. — А где ты был, что за святоши на нас напали? У тебя ноги в крови. Они, что, тебя пытали? — она не на шутку тревожится.
— Жилы на ногах хотели перерезать, — ухмыляюсь я.
— Эти попы? Зачем? — глаза округляются как у злой сильной кошки.
— Чтоб ползал. Хотят восстановить историческую справедливость.
— Какую справедливость? — не понимает Катя. — А давай мы их выследим и накажем. Не будут же они век сидеть за этой дверью. Гм, а где дверь? — неожиданно замечает, что на её месте обычная скала.
— Мы их не дождёмся, они умерли почти две тысячи лет назад, — подбираю кристалл сапфира, всматриваюсь в него. Он великолепен! Кладу в карман, может, для чего и пригодится.
— Так-то было прошлое?! — восклицает она, направляет на меня восторженный взгляд.
— Первые века, так называемой, нашей эры.
— Да ну? — её пухлые губки даже приоткрываются в удивлении.
— Встретился с первыми христианами, с римским легионером подрался, с центурионом познакомился. А знаешь, кто меня освободил? По личному приказу императора Траяна, полководец Луций Квиет! — хвастаюсь я.
— Не фига ж себе!!!
— А то! — ухмыляюсь я.
— Здорово! Я б тоже хотела, хоть одним глазком поглядеть. Это тебе не на Биг Бен посмотреть, и на толстую королеву, — язвит она, вспомнив высказывание моих одноклассниц.
— Мир очень необычный, — соглашаюсь я, — но для нас чужой. Зато я узнал, почему нас хотят убить попы. Мы как 'кость в горле', стоим на пути у завоевателей мира.
— Теперь, когда поняла кто я на самом деле, меня ничто не остановит, — самодовольно изрекает Катя.
