Университета права.
Геннадий Михайлович Шилов говорил нам о том, что сегодня милиция дискредитирована как очень коррумпированный орган, поэтому и Косте, и Шурику лучше стремиться не в милицейские школы, а в один из ведущих негосударственных правовых вузов, возможно в Европейский университет права, который готовит юристов широкого профиля…
Я наблюдал за ребятами. Костя даже вздрогнул, когда рядом с ним Попов поставил и Шурика. Сам факт, что его, Костю Рубцова, уравняли со Скудевым, которого он ни во что не ставил, который, по его мнению, за похлебку готов вылизывать сильным мира сего любые места (так он однажды и заявил, когда мы анализировали участие Шурика в 'театральных представлениях' Касторского), так вот сам факт такой уравниловки глубоко задел Рубцова: как же так, он, Рубцов, уже почти сложившийся детектив, и будет в одной упряжке с полудебилом Скудевым. Вместе с тем Шурик, поставленный в один ряд со своим знаменитым приятелем, прямо-таки воспрянул духом: дескать, и я не лыком шит — мы еще покажем себя. Он даже обеспокоенно заметил: 'У меня же нет среднего, всего девять классов', на что я ему сказал, что Шурик при его прекрасных данных сможет за один год подготовиться и сдать экстерном за среднюю школу: было бы желание. Ученики Попова, вышибленные из восьмого класса, заканчивали экстерном среднюю школу за полгода.
— Конечно же, надо будет отказаться от всех развлечений и всецело сосредоточиться на учебе, — сказал я. — А мы с Владимиром Петровичем поможем.
Что меня поразило, так это то, что я резко изменил свою позицию по отношению к Шурику. Я его не то чтобы стал любить, я просто стал заинтересованным его партнером, будто от его успехов зависела и моя судьба.
Попов также рассказал и о том, что Шилов намерен организовать широкий эксперимент по вопросам общего и профессионального развития личности будущего юриста, для этого ребята уже на втором курсе смогут заниматься практикой, вести исследовательскую работу…
— Это мое, это то, что надо, — не выдержал и выразил свое восхищение Костя. И добавил: — А зачем юристу музыка и живопись, хореография и театр?
— Затем, чтобы не быть неандертальцем, — рассмеялся Попов. — Успех таких великих юристов, как Кони и Плевако, зависел от того, что они были людьми большой культуры. К сожалению, сегодня большинство юристов отчуждены от культуры, а потому многие становятся профессиональными идиотами.
В заключение я заметил:
— Хочу раскрыть в Косте что-то очень важное. В Косте живет большой педагог. Я видел, как он общается с детьми, как работает с подростками. Они в нем души не чают. И в этом факте я вижу, не побоюсь громких слов, возрождение России. Вспомните Достоевского. Он говорил: 'Либо дети создадут Империю Зла, либо Царство Божье'. Так вот, нашему отечеству нужны такие правоведы, которые были бы одновременно и воспитателями общества, как Кони или Ильин, Вышеславцев или Бердяев. Поэтому я хотел бы, чтобы, читая эти заповеди, вы ставили знак равенства между словами 'педагог' и 'правовед'.
Если расшифровать слова Ильина 'Любовь, Свобода, Созидание', то они могут прозвучать и как 'Право, Духовность, Культура'.
Ты согласен со мной, Костя?
— Я сам об этом все время думаю.
Просветленность вместо злобности
По договоренности с Поповым, Скляровым и Шиловым мне удалось организовать 'Школу юного юриста', куда стали приходить учащиеся моей студии. Нашим девизом стали слова — 'Право, Духовность, Культура'. Проводить занятия мне помогали и Попов, и Костя, и даже Шурик. Участковый Данилов и следователь Петров вроде бы одобрительно отнеслись к моим начинаниям, хотя, как рассказал мне Костя, участковый в мой адрес бросил некорректную реплику: 'Латается…' Что означало это отвратительное словцо, я не знал. Впрочем, ничего хорошего я от Данилова и не ждал.
В присутствии Кости и Шурика я рассказывал детям о злобности, зависти и жестокости, которые махровым цветом процветает в Черных Грязях. Говорил о том, что зоологическая ненависть к богатству (предпринимателям, кооператорам, к тем, кто успешно занимается бизнесом) воспитывается и улицей, и семьей, и даже школой. Дети вслед за взрослыми нередко повторяют: 'У них все — дачи, валюта, квартиры'.
Между тем существует непреложная истина: чтобы создать богатство, надо его любить, а не ненавидеть, не подозревать в бесчестии всех богатых. Интересны в этой связи мысли замечательного мыслителя С. Л. Франка: 'Русская интеллигенция не любит богатства… Интеллигенция любит только справедливое распределение, но не самое богатство: скорее она даже ненавидит и боится его. В ее душе любовь к бедным обращается в любовь к бедности. Она мечтает накормить всех бедных, но ее глубочайший неосознанный метафизический инстинкт противится насаждению в мире действительного богатства'.
Конечно же, педагогика будущего поставит на первом месте проблемы справедливого устройства мира, проблемы добра и социальной защищенности прав человека. Но эти, я бы сказал, социалистические идеи будут утверждаться с позиций любви к богатству! С позиций любви к ближнему!
В конце занятия Костя сказал мне, когда мы остались втроем: я, он и Шурик:
— А я все-таки не согласен с вами. Таких, как Долинин и Касторский, надо ставить к стенке, а не разрешать им преумножать богатство. Я ненавижу их богатства. Они награблены.
— А я не согласен с Костей, — неожиданно для меня (это было впервые) заявил Шурик. — Таких, как Касторский, еще надо поискать. Он никого не обманывает, никогда никого не принуждает.
— Да он тебя унижает, как последнюю скотину, — вскипел Костя. — А ты ему готов…
— Постойте, — перебил я Рубцова. — Пусть выскажется Шурик.
— А чего тут высказываться. Он никого не унижает. Мы все добровольно к нему идем, и девчонки к нему в очереди стоят — где они еще такое найдут. И Касторский нам объяснил, что в наших представлениях ничего нет удивительного. В театре играют же зверей артисты и никто никого не унижает.
— Дурак, — развел руками Костя, но я снова его перебил:
— Я не знаю всех дел Касторского, но ходят слухи, что он крутой мужик. Всех, кто ему поперек, он пришивает, так ли это?
— Может быть, и так, — нехотя ответил Шурик, — только ко мне он хорошо относится. Классный мужик…
— Да что его слушать, Шурка — холуй до мозга костей! — закричал Костя. — Ненавижу холуйство! Как там у Некрасова: 'Люди холопского званья — сущие псы иногда, чем тяжелей наказанье, тем им милей господа!' Ты, Шурик, расскажи лучше, как он тебя хворостиной высек…
— А мне не больно было, — рассмеялся Шурик.
— Дорогие мои, — обратился к нам Попов. — Вы затронули жутко сложный вопрос. Холуйство у нас в крови. В крови у народа, если хотите.
— У меня созрела мысль, — сказал я. — Давайте проведем в нашей школе специальное занятие по этим вопросам.
— По каким вопросам? — уточнил Костя.
— Поговорим о злобности, просветленности, холуйстве и человеческом достоинстве.
Урок нравственных прозрений
Я начал с любви к родине: 'Люблю Отчизну я, но странною любовью…' Сказал о том, как любил
