о болящем царевиче, твою муку приемлющем на поникшие плечики. Русь, как зоркая хищница, близость казни почуяла, нивы русские выжнутся окаянными пулями. Помолись о царевиче. Не с тобою, лукавою, ему праведно царствовать — править горней державою.
Ольгины ангелы
Мученицу Русь не оставили Акварельные диво-ангелы, Византийские лики древние, Нарисованные царевною. Крылья белые — кровью пятнаны. Над Россией плакали ангелы. Над державой, безумьем выжженной — Снежно-белые, огне-рыжие, Словно лебеди — грусть пречистая, Словно лебеди над Непрядвою, Возносились Ольгины ангелы. А когда заявились с обыском, Рылись с хохотом в письмах девичьих Да плевались махоркой желчною — Во дворцовом камине таяли, Отданы огню на заклание, Беззащитные Ольгины ангелы. Кровоточили, пеплом свилися. В небо дикое возносилися. А России уже не дышится, Рвет ее вороньё жестокое. В небе траурном — стая белая, И молитвы святые слышатся Вперемешку с лебяжьим клекотом. Но вдогонку ружья оскалятся, В снег кровавый ангелы свалятся. Не летайте в Россию, лебеди — Срежет пуля над невским берегом. Время всё рассудило, расставило, Боль с надеждою нам оставило. И летят лебединой стаею Над моей страной покаянною Акварельные диво-ангелы, Лучезарные Ольгины ангелы. Убиенной царевны ангелы.
Гибель Григория
По хрустящему снежку — тропы волчьи, И над городом месяц — зазубренный нож. Город, как разбойник, в спину мне хохочет, Да так, что бросает в дрожь. А за мною гибель, слышь, крадется, стерва. Ну-ка, поиграю с ней нынче на снегу — Может, обману ее, коль не сорвутся нервы, И дерзким смехом брошу опять в глаза врагу. Ну а если сгину в роковом бессильи, Упаду, зароюсь в кровяном снегу — Так хоть ненадолго заслоню Россию… Хоть на два годочка… Больше — не могу… Яды приготовлены, вычищены ружья, Мне теперь, как зверю, некуда уйти. Как моя любимая, будет плакать стужа В ледяных разломах До слепой зари.
Борис и Глеб
Эх и просторна ты, Русь-матушка, и звенит в мечах булатных удалая сила. Да не знать, кому ты, подлая, дашь княжество, а кому — во чистом поле могилу. Выехали братья в поле дикое, а над ними — только небо да колокол, а за ними смотрит Русь великая, цену жизни мерит желтым золотом. Говорит Борис брату-отроку:
