Ты там ещё не уснула?
— Нет.
— Понимаешь что-нибудь?
— Не очень.
— Не очень или почти не?
— Почти. Ведь их же… ну про которых ты тут… Их же никого больше нет.
— Ну да, нет. Просто я пытаюсь как-то осмыслить, а на пустом месте невозможно.
И перелистнул пару страниц. Мне сейчас не спорить с ней нужно, а отвлечь, из дома с зеркалом вытащить.
— Давай-ка с другого боку зайдем…
Дисбактериоз, например…
Целый век был, и вдруг — раз, и нету. Сведущие люди вышли из тени и сказали: алё! хватит с ума-то сходить! слово, конечно, красивое, но антинаучное же до смешного. И не стало дисбактериоза. На западе давно, у нас только что. И никто от отмены не страдает! Ну, кроме врачей, десятилетиями валивших на него всё, чего по неумелости своей объяснить не могли…
— А у меня был.
— Кто?
— Дисбактериоз. Когда маленькая была.
— Да не было его у тебя.
— А мне говорили…
— Так я о чём и толкую! Из двадцати человек у девятнадцати его находили.
— А на самом деле не было?
— Нет.
— Ну ни фига ж себе!..
— Ты не фигакай, ты слушай давай… Никто, значит, кроме врачей от этого развенчания не пострадал… Ну и кроме фирм, тоннами выпускавших дорогущие средства спасения от того, чего нет… Фестал, смекта, хилак форте — оказалось, что всё это плацебо…
— А это…
— Обманка. Пустышка.
— Пипец!
— За языком следи!
— А чего я?
— Ещё раз перебьёшь — брошу.
— Ме-ня??
— Читать дальше брошу.
— Молчу.
— …и кроме изготовителей чудо-йогуртов и прочей бифидобайды, которая, конечно, сама по себе не вредна, но ни одному человеку не помогла, потому как, повторяю, помогать было не от чего…
Заодно поклонимся и творцам рекламы, пугавшим картинками ужасов, творящихся в кишках, если всей этой хрени не пить… И звёздам экрана, которые жрали эту хрень у нас на глазах прямо из бутылочек и по животам себя довольно поглаживали: вот, мол, вот, теперь, мол, гожо…
— У тебя с языком тоже, между прочим…
— Один-один. Больше не буду.
— А то брошу.
— Слушать?
— Тебя!
— Два-один, — огласил я и затарахтел дальше.
Кого забыл?.. Верно: владельцев телеканалов, жиревших с показов этих здравоохранительных триллеров, вместо чтобы крутить что-нибудь полезное. Тех самых ученых, например, которые в минуту бы разъяснили, откуда взялся этот бука дис-бак-те-ри-оз.
Но на разоблачении фиг заработаешь, а на страшилке без проблем. Понимаешь? На одной только псевдоболезни с загадочным названием куча народу сто лет обогащалась как ни на каком обычном молоке с кефиром.
Чего уж тогда говорить о товаре под названием Бог? Тут ведь цепочка заинтересованных подлиннее будет. И этого пугалища они без боя не сдадут. Зубами вгрызутся. Костьми лягут, а ни на шаг не отступят.
— Почему?
— Потому что слишком слабы, чтобы править не быдлом, а свободными людьми. И слишком трусливы, чтобы признаться в этом.
— А это ты о ком?
— Щас сама поймешь.
— Уверен?
— Нет, — моё терпение тончало. — А зачем же слушаешь тогда?
— Ну как… Интересно.
— Чего же интересного, если не понимаешь?
— Ну ты-то понимаешь?
— Я-то да.
— Ну и вот, — фирменный её аргумент. — Значит всё нормально. Ты ведь не можешь ошибаться?
Я задумался.
— Могу.
— Но не ошибаешься?
Я ещё подумал.
— Думаю, нет.
— Тогда продолжай, — повелела она. — Только дай чего-нибудь пожевать. Ничо, если я жевать буду?
— Давно бы так, — просиял я.
И метнулся к печи, и супчику ей в миску, супчику.
— А сам?
— А сам потом.
— Ну, смотри.
Уселась по-турецки, подоткнула подушку под спину, приняла у меня прибор и набросилась на холодный рассольник, как неделю проголодала.
Нет, господа хорошие! По меньшей мере одно достоинство у моей книги есть. Коли даже ни шиша в ней не смыслящему человеку в пятнадцать минут аппетит вернула. Покажите-ка мне другую такую книжку?
— Ты чего, — это уже с полным ртом. — Хватит молчать читай давай смотрит он на меня подавлюсь щас…
— …конечно, без бога страшно. В мире-то, где всё вокруг на нём одном и держится. Без него наш карточный домик рухнет. Да с таким грохотом, что страшный суд детскими жмурками покажется. Слишком много чему религия фундамент. Две тыщи лет лучшие умы и таланты на неё одну пахали. Потому лишь, что других заказчиков не было: саму идею альтернативы столетиями изводили. И завалить теперь такой домик — похлещё, чем сотню башен-близнецов по всей земле. Валить такие башни может только самый сильный. Тот, у кого есть возможность объяснить стаду, что валить необходимо.
Вот ты представь себе, что стояли бы эти башни не в Нью-Йорке, а где-нибудь в Сараево. И однажды утром нам сказали бы: а ну-ка врубайте ящики и глядите, как мы ща этот источник мировой нестабильности срубим! И точно тем же макаром — тараном самолетным — бабамс!.. И, сдаётся мне, при таком раскладе мы бы на это совсем другими глазами смотрели. Потому что нам бы не людей, из окон летящих, показывали, а показывали бы слёзы счастья благодарных албанских матерей. Крупными-прекрупными планами. Как слёзы
