— Потому что тогда и я бы погибла. Понимаешь?
Боже, какой милый бред! До чего замечательный спектакль тебе устроили! Слезу давать уже, или рано?..
— Ну, во-первых, не погибла бы. А во-вторых, как же это я должен был догадаться, если третий день, как говоришь, без сознанья и понятия не имею, что тут у вас творится?
— А для таких вещей сознанье и не обязательно.
Нет, всё, не могу больше. Тима! Константин Гаврилыч ты мой непутёвый, входи уже, где ты там? Иди сюда, дорогой, поздравлять буду: Чайка твоя — прелесть!
— И ты вот так просто взяла и выложила ему всё это?
— А как же ещё-то?
— И он поверил и ушёл?
— А зря, что ли, ты им гордился?
— Ну да, да, да, да, — я уже не мог сдерживаться. — Я гордился, ты заметила, потом я умирать начал и тебе ничего не оставалось, и ты его прогнала! Видишь? Въезжаю ведь, если по-человечески объяснить! Расстались без эксцессов, надеюсь?
— Ты о чём?
— Ну как о чём! По-доброму простились? Без обид?
— Нормально. Я объяснила, он согласился и пошёл.
— Встал и пошёл, да?
— Ну да.
— В лес?
— В лес, куда же ещё-то…
— Без ничего?
— Да ты что! Я сама ему всё собрала. Заранее. Одежду, ножи, спички, пять свечек, соли мешочек насыпала… Мясо. Много. Почти всё, что накоптили. Ему ведь нужней… Мы-то всё же тут. И как-никак вдвоём…
— А-а-а! Кобелина с ним, значит, умотал…
— А то.
— Выходит, тоже на пару… И давно отчалили?
— Позавчера. Я не пойму: ты чего потешаешься-то? — она смотрела на меня как на законченного идиота.
— Кто? Я? Нисколько! Я просто думаю, может, он ещё тут где-то, неподалеку, а?
— Нет. Он далеко уже.
— Уверена?
— Он слово дал.
— Врёшь!
— Вру…
Врёт. Всё ты врёшь, голубушка. Ну давай, ври дальше.
— А ты сам подумай: зачем какое-то слово? Ты бы на его месте что — спрятался и ждал?..
— Я-то? Да боже упаси.
— Ну и вот…
— И больше, значит, не объявлялся?
— Кто?
— Дед Пыхто! Пёс, конечно.
— Нет.
— Ну, тогда да… Тогда с концами…
И давая понять, что дознание окончено, я повернулся на бок и даже изобразил храп.
— Ну хорошо, — прозвучало в спину, — давай по-другому объясню. Просто я тебя выбрала. Чего непонятного-то?
Я повернулся.
— Извини, не расслышал: ты меня что?
— Выбрала, — повторила моя Лёлита, не моргая.
И тут, господа, натуральная немая сцена…
Когда взрослый ребёнок, который тебе ещё и племянницей доводится, говорит, что ты её выбор: тут увольте. Срочно даёшь немую сцену!
И полрюмки корвалолу впридачу.
— Тебя ещё раз ущипнуть или как? — поинтересовалась она, дождавшись, пока ехидная ухмылка окончательно сойдёт с моей растерянной рожи.
Вот когда я пожалел, что трубочка моя аля-улю…
Спектакль — вернее, то, что я полагал спектаклем — отменился. Кулисы испарились, сцена рухнула, и львы-гуси-олени разбежались-разлетелись кто куда, потому что от Чайки моей пахнуло жизнью. Да такой, что дайте сюда, Костенька, ваш жакан — пойду сам застрелюсь.
— Ты… Ты! — я не понимал, воплю уже или всё ещё шепчу: я оглох и не слышал себя. — Ты соображаешь вообще? Выбрала она… Казнить нельзя помиловать!.. Да кто ты такая, чтобы выбирать?
— Кто я? — Лёлька продолжала буравить меня невозмутимым взором. — Женщина.
— Ах вон оно как…
На дворе опять матриархат. Причём давно уже, третьи сутки. А ты опять не заметил.
— И чего теперь, — вопросил я, хуже, чем сдался.
— Ничего. Мир будем спасать. Сам же говорил.
— Я говорил это вам — вам обоим.
— Ну, мне-то лучше знать, с кем я его спасу.
— Да почему же это тебе-то лучше?
— А что, когда-нибудь по-другому было?
Так. Ещё раз стоп. А ну-ка успокоились…
Найди слова, старый хрыч. Найди слова и сейчас же приведи её в чувство. И себя заодно.
— Стоп. Успокоились.
— Да я в порядке.
Конечно в порядке… Посмотри-ка: она в полном, в идеальном даже каком-то порядке. Это ты в нокауте.
— Щас, подожди… Я только слова найду… Допустим… допустим, ты действительно женщина…
— Без допустим.
— Хорошо, без допустим… Ты — женщина… Отлично!.. И допустим, право выбора действительно за тобой…
— А за кем же ещё?
— Ну да, всё правильно, за кем же…
— Ну…
— Да не ну, а но! Это плохой выбор, Оленька.
Браво, хрыч, ты нашёл их! Искал, искал и нашёл. Вот где ты действительно незаменим, так это там, где нужно быть убедительным. Гляди: сейчас она захлопает ресницами, поймет, что дурака сваляла, и побежит Тимку возвращать. Спорим?..
— Плохой, да? — и она действительно захлопала.
— Самый плохой.
— Из целых двух вариантов?
— Именно!
— Блин! Ну почему всегда так?..
Теперь стебалась она. Меня затрясло:
— Да ты вообще понимаешь хоть, чего натворила, мелочь пузатая?
— Спасибо…
— При чём здесь спасибо, думать же надо сначала. Какой со мной к чёртовой матери мир? Я дед
