долге.
— Кто-то же должен это делать. Миссия довольно неприятная, неблагодарная.
— Но вы уже сказали, — напомнил Чино, — что она необходима.
— Хотя находятся еще люди, которые обзывают нас мошенниками, чтобы оправдать свою скупость. Ну, ничего не поделаешь, такова жизнь. Христа тоже заставили страдать и надели на него колючий венок.
Через очки смотрели усталые глаза Насарио. Он переводил взгляд с одного гостя на другого, пытаясь определить, какое впечатление произвели на них его слова.
Гусман утвердительно кивнул головой, а Чино смотрел понимающим взглядом. Гусман наконец представил его:
— Насарио, это наш друг, Чино.
— Очень рад, а вас не нужно представлять. Кто вас не знает? Меня зовут Хосе Сантос, ваш покорный слуга.
— Я тоже рад; действительно, пожалуй, не стоит долго представлять нас друг другу, потому что, я уверен, Гусман тебе уже рассказал все необходимое обо мне. Что касается тебя, то мы о тебе тоже уже говорили. Верно, Негрин? Таким образом, здесь нечего много говорить. В моем лице вы имеете друга, кубинца, который хочет вернуться на новую Кубу. Кроме того, я знаю, что Гусман умеет выбирать себе друзей, которые, как правило, становятся и нашими друзьями, а говоря в более широком плане, друзьями 'Альфы'.
— Совершенно верно, я тоже так думаю.
Человечек, стоявший позади, бросился за стульями. У стула Гусмана оказалась сломанной одна ножка. Случайно ли? Или этим Насарио хотел еще раз подчеркнуть свою бедность?
— Да, сеньор Сантос, мы здесь уже говорили о тебе много. Такие люди, как ты, мне нравятся, потому что они не боятся никаких трудностей. Для тебя не существует препятствий. Так ведь? Ты умеешь рыбачить, фотографировать, водишь автомобиль.
— Мне всегда нравилось познавать новое.
— На Кубе ты был рыбаком?
— Нет, я был всего лишь рыболовом-любителем. Это было не основное мое занятие, но когда я выходил в море, то возвращался не с пустыми руками.
— Не слишком ли много скромности за этими словами? Мне говорили, что ты отличный моряк.
— Это преувеличение. На Кубе я много рыбачил в прибрежной зоне. Затем с этим стало все труднее и труднее. Вы понимаете?
— Ты научился всему самому необходимому, чтобы доставить сюда катер?
— Это все разговоры. Так же, как пришел сюда я, мог бы сделать любой. Многому пришлось научиться на переходе. Уже здесь, в Соединенных Штатах, мне повезло: один настоящий моряк научил меня правилам навигации. Это Маркес. Вы его знаете?
— Хуан Батиста Маркес?
— Да, сеньор, он самый. Я прибыл с Кубы вместе с его племянником. Понимаете, бак, который у нас на катере использовался для питьевой воды, мы взяли в доме Маркеса на Кубе. Вы нас помните? Вы еще были в службе иммиграции, интересовались нами и помогли нам выбраться оттуда…
— Да, конечно, теперь я начинаю припоминать. Я сопровождал Маркеса, который приходил туда за своим племянником.
— Там нас представили.
— Конечно, я многих знаю. Иногда со мной здороваются на улице, а я не знаю, что сказать.
— Естественно, если все вас знают, то вы не можете знать всех.
— Значит, ты тоже друг Маркеса!
— Конечно, и я ему очень благодарен за все то, чему он меня научил в море.
— Если он был твоим учителем, я не сомневаюсь, что ты настоящий моряк. Ты что, думаешь по- прежнему выходить в море?
— По мере возможности. Для меня море имеет особое значение. Оно буквально притягивает меня. Тот, кто с ним познакомился по-настоящему, уже не может расстаться.
— А зачем тебе расставаться с морем?
— Есть причины.
— Здесь нам кое-что непонятно в твоем поведении. Пожалуй, мы еще мало знаем тебя. Гусман, например, тебя понимает. А другие нет. Другие думали так: ты многим пожертвовал, чтобы приобрести катер и броситься в эту золотую багамскую реку, — дело вполне объяснимое. Но почему, едва достигнув намеченной цели, ты возвратился на берег?
— Видите ли, Насарио, несколько минут назад вы сами делили кубинцев, которые прибыли сюда, на две категории — изгнанников и эмигрантов. Я здесь не для того, чтоб отращивать живот, и не затем, чтобы с головой уйти в какое-либо процветающее дело. Я не эмигрант, приехавший, чтобы заработать. Я политический беженец. Конечно, мне нужно как-то зарабатывать себе на жизнь. Но промысел у Багамских островов слишком отдаляет меня от моей цели. Я знаю, это нелегко объяснить, и может показаться, что здесь нет никакой логики. Я видел группу людей, которые стреляли друг в друга только затем, чтобы завладеть местом ловли лангустов. Но я ни разу еще не видел, чтобы кто-нибудь спорил из-за места высадки военной экспедиции для борьбы с коммунизмом на Кубе. Обдумав это, я решил, что если буду продолжать свое дело на Багамах, то окажусь еще дальше от моей родины. А какое имеет значение, поймут меня или нет! Достаточно того, чтобы я сам это понял.
В третий раз к Чино протягивалась правая рука Насарио. Однако Чино, взволнованный разговором, не ожидал этого и не успел заранее протянуть свою. Тогда главарь антикоммунистов встал, подошел к нему и импозантно заключил его в свои объятия, как это делал в лучшие времена в ходе своих политических кампаний. Довольный Гусман наблюдал за этой сценой, а человечек, присутствовавший при этом, взволнованно развел руками.
— Я тебя понимаю, парень! Как не понять? Я уже говорил об этом. Верно, Гусман? Другие в это время занимаются накопительством. А следовало бы спросить их, почему они скрывают свое истинное благосостояние? Мне уже нужно было бы спросить. Наживают себе состояние под прикрытием какого- нибудь дела, совершенно не заботясь о том, какие трудности и лишения испытывает при этом Куба. Я объяснял это людям! Верно, Гусман?
Негрин подтвердил это, кивнув головой. Андрес Насарио снова положил свои руки на клавиатуру старой пишущей машинки 'Ундервуд', вздохнул и приготовился печатать:
— Ты достаточно вдохновил меня, чтобы закончить это письмо.
Он привычно взмахнул руками, подобно опытному пианисту, и из-под резинового валика машинки пошел текст:
'…пусть твои деньги воодушевляют патриотов на новый освободительный крестовый поход, тех, кто прибыл сюда, думая не только о личных прибылях, но и о том, чтобы вернуться к своей нации…'
Он снова прекратил печатать:
— Гусман действительно умеет выбирать друзей.
— Я очень хотел познакомиться с вами, — сказал Чино, совсем успокоившись, — и очень рад тому, что могу предоставить в ваше распоряжение мои скромные бескорыстные услуги.
— Ты предлагаешь мне свои услуги, как фотограф для рекламы, шофер 'Ричардса' или как моряк?
— Нет, как кубинец.
— Это надо бы отметить тостом, но у меня здесь ничего нет. Я не пью. Но, по крайней мере…
— Самое главное то, что мы теперь познакомились.
— Да, но в любом случае мы должны это отметить.
Они все вместе пообедали в ближайшем кафетерии, рядом с помещением 'Альфы'. Андрес Насарио пригласил Чино на ближайшее мероприятие, где 'было бы неплохо сделать несколько фотоснимков на память'.
Итак, Насарио 'открыл зеленый свет' рекламному фотографу. Из всех специальностей, которые предлагал Чино, он предпочел именно эту. Она давала возможность поднять авторитет самого Насарио. А может быть, он хотел проверить Чино и выбрать лучшую из его профессий.
