— Я не думаю.
— Меня пугает эта неясность…
— Послушай, Чино, меня удивляет твой страх.
— Понимаешь… мы не можем надеяться на прошлое. Ты же знаешь, что обстановка меняется. То, что сегодня выглядит зеленым, завтра может стать красным… Тогда платить придется тому, у кого нет поддержки… мне, тебе… Те, кто наверху, всегда договорятся, нам же надо самим о себе побеспокоиться. Знаешь, что я бы сделал? Я дал бы тягу в какое-нибудь местечко за пределами Штатов и наблюдал бы оттуда за происходящим. Мне есть куда отправиться. Я знаю людей, которые готовы нам помочь. Вспомни, что приключилось с Бошем. Если бы чилийцы не протянули ему руку…
— Я знаю другую версию этого дела: ЦРУ, чтобы спасти Боша, сплавило его чилийцам.
— Хорошо, но в данном случае это одно и то же… Так вот знай, что если у тебя дела здесь пойдут плохо, чилийцы смогут сделать кое-что, чтобы помочь… даже выехать за границу, чтобы уйти от закона. Если же ты очень веришь янки и ждешь, чтобы именно ЦРУ разрешило твою проблему, мне остается только пожелать тебе удачи и выразить надежду, что о тебе не забудут.
Кастильо оказался более отзывчивым, чем Уго Гаскон, и более независимым в суждениях. Он в меньшей степени был пропитан ядом лозунгов, провозглашаемых главарями 'Альфы', которых считал ни к чему не способными и бесполезными людьми. Ему казались разумными рассуждения друга. Он сам мыслил так же, однако был обречен на послушное ожидание и решил признаться в этом:
— Знаешь, Чино, ведь у тебя положение лучше, чем у меня. Ты один, у тебя нет ни жены, ни детей на содержании. Ты можешь отправиться в любое место, где тебе будет лучше, и наплевать на все остальное. Если здесь для тебя запахло жареным, ты можешь сигануть куда захочешь. А ты представь себе, что я уехал отсюда, а в другом месте трудно найти заработок. Кто позаботится о семье? Кто будет кормить моих детей? ЦРУ? Гаскон и Насарио? Ты же знаешь, что нет. Я должен думать об этом. Другое дело, если я здесь попаду за решетку. Есть договоренность. Они должны помочь мне, ведь я могу требовать этого, могу поднять шум. У меня другое положение, Чино, пойми.
Сантос выглядел удрученным. Он согласен. Действительно, положение Кастильо таково. Он, конечно, связан, но не столько семьей, сколько обществом, которое не может поддержать ее.
— Ну что ж, не исключено, что я действительно дам тягу. За границей есть один человек, который может помочь мне.
— Я не могу, Чино. Мне остается только надеяться на этого сутягу — Гошгариана. У меня нет другого выхода. Если мне суждено пропасть, то я уже пропал. Но у меня есть еще надежда. Штаты не могут повернуться к нам вот так, спиной. Разве мы не те, кем бы они хотели нас видеть? Если они пойдут против нас, то в известной мере пойдут против себя.
Чино согласно кивнул головой.
ЭМИССАР ДИНА
Новый, совсем неожиданный элемент появился в планах Чино с прибытием в международный аэропорт Майами личного посланца неофашиста Пиночета. Этот визит, как и многие другие визиты подобного рода, сохранялся в полной секретности потому, что в стране, которая понесла большие жертвы в общей борьбе против фашизма, было бы совсем нелегко объяснить причину такого скандального примирения, похожего на предательство, такого неуважения ко всем, кто погиб в войне. Однако эти связи были уже привычным делом для американцев из 'невидимого правительства'[28].Они существовали еще до прихода к власти в Чили правительства Народного единства во главе с Сальвадором Альенде. Однако для членов 'Альфы' появление агента ДИНА не могло не стать крупным событием. На встречу пришли все приглашенные. Было немало таких, кто добивался участия в ней, но был отвергнут ЦРУ, так как в таком мероприятии присутствие непосвященных было нежелательным.
В момент, когда ЦРУ начинало свертывать свои потрепанные пиратские флаги, эмиссар Пиночета предлагал почетный выход из сложившейся ситуации. Это известие было шумно преподнесено главарями 'Альфы'. Оно не слишком удивило Чино, знавшего о существовании этой линии сотрудничества, которая уже в течение многих месяцев была известна шифровальщикам ЦРУ под кодовым названием 'Южное направление'.
По имеющимся у Чино данным, в ЦРУ работал офицер, специально занимавшийся координацией действий и в целом отношениями с чилийской хунтой, прежде всего с ее репрессивным инструментом — ДИНА. Он действовал под вымышленным именем Боба Дайнаса. (Роберт Дайнас, в справочнике ЦРУ личный шифр 518.) Чино запомнил номер телефона, имевшийся в справочнике, и, когда Хосе Ампаро Ортега звонил по нему, чтобы договориться о встрече, прослеживал, куда он едет. По номеру телефона он легко также установил адрес оперативного центра Дайнаса.
С другой стороны, присутствие в США высоких представителей чилийской разведки не очень-то скрывалось в кругах кубинской эмиграции. Чино был знаком со многими кубинскими контрреволюционерами, которые работали на хунту внутри и вне США, получая удовольствие от службы диктаторскому режиму. И наконец, самым последним подтверждением существования реакционного сговора явились признания Хуана Гонсалеса, который как-то поведал Чино об укреплении своей организации, о ее хороших отношениях с ЦРУ и появлении нового фактора — контакта с чилийцами из хунты. Среди них он назвал одного из руководителей радиостанции 'Голос Чили', скопированной с 'Голоса Америки'. Станция была создана при финансовой и технической помощи ЦРУ, чтобы преподносить образ Пиночета в самом розовом свете. Одновременно 'Голос Чили' использовался для передачи шифровок агентам ДИНА, разбросанным по всему миру. Обычно после какой-нибудь безобидной музыкальной программы, в которой почти всегда исполнялась мелодия 'Кто купит эти черные глаза', диктор приступал к передаче шифрованных сообщений. Хуан Гонсалес рассказал Чино, как ЦРУ содействовало встречам представителей хунты с наиболее активными элементами кубинской контрреволюционной эмиграции…
— Сейчас здесь находится Хулио Солорсано. Ты познакомишься с ним. Он будет в 'Альфе'. Так и случилось.
Людей типа Хулио Солорсано приводят во Флориду не туристские тропы и не транзитные остановки, а планы ЦРУ, которое считало целесообразным вынести за пределы США, однако неизменно в американских колониальных интересах, часть подрывной деятельности против кубинской революции. Преследуя те же цели, но в качестве младших партнеров, послушные наемники из хунты охотно исполняли приказы.
19 марта 1975 года был подтвержден союз кубинской контрреволюции и чилийского фашизма. Аугусто Пиночет, латиноамериканский вариант Адольфа Гитлера, удостоил специальной аудиенции кубинских контрреволюционеров Алехандро Фиделя Вальдеса, Луиса Фуэнтеса и Франсиско Баттле, которые приехали в Чили как руководители самозваного 'Комитета по созданию правительства Кубы в изгнании'. Они не могли 'проникнуться бодрым духом Америки' без того, чтобы сначала не поговорить с этим генералом-палачом. Падкий на похвалу Пиночет постарался, чтобы эта аудиенция была широко освещена всей чилийской прессой, а также газетами, информационными бюллетенями, журналами, радио- и телепрограммами кубинских эмигрантов в Майами. Так стало известно, что Пиночет с похвалой отозвался об усилиях, направленных на создание 'кубинского правительства в изгнании'. Он заявил, что, в случае ощутимого успеха этих усилий, он с удовольствием окажет кубинским эмигрантам поддержку по дипломатическим каналам. 'Мы, — сказал он, — официально признаем такое правительство и постараемся, чтобы другие главы государств сделали то же. Тем самым будут созданы официальные каналы для направления решающей помощи от имени так называемой демократии американского континента, включая, естественно, Соединенные Штаты. Никто не сможет протестовать. Разве помощь законному дружественному государству является преступлением?' Для фашистских правителей Чили законность отнюдь не обусловливалась необходимостью общественного признания. Встреча прошла в духе полного взаимопонимания. Кубинские контрреволюционеры были очарованы Пиночетом и заверили его в своей поддержке дела хунты, которое было и их делом. В завершение они попросили Пиночета направить личное послание кубинской эмиграции, чтобы вдохновить ее на создание своего правительства. Пиночет, явно польщенный, нацарапал несколько слов. Потом он передал листок своему адъютанту на редактирование и перепечатку. Тот вернулся со
