Я надену платье цвета ночи

Он был как раз на той стадии, когда пьяницы начинают рыдать, и слёзы, смывая навоз, чертили розовые дорожки на его щеках.

«Спасибо», — подумала Тиффани. Знамение есть знамение. Ты просто выбираешь то, которое работает. Они все стояли на большом поле, последнем оставшемся с ещё несожжённой стернёй. А зайчиха мчится, огня не боится. О, да, знамения. Они всегда очень важны.

— Слушайте меня, вы, оба. Я не потреплю возражений, потому что ты, Роланд, вдребезги пьян, а ты, Летиция, ведьма, — тут Летиция радостно улыбнулась, — которая младше меня. Следовательно, вы оба будете делать то, что я скажу. Тогда у нас всех будет шанс живыми вернуться в замок.

Они оба слушали, замерев на месте, хотя Роланд слегка покачивался.

— Когда я скомандую, — продолжила Тиффани, — каждый из вас должен схватить меня за руку и бежать! Поворачивайте, когда я поверну, останавливайтесь, когда я остановлюсь. Хотя лично я сильно сомневаюсь, что мне захочется остановиться. Но, самое главное, не бойтесь и верьте мне. Я знаю, что делаю, я в этом почти уверена. — Тут Тиффани поняла, что последняя фраза прозвучала не слишком убедительно, но они, кажется, не обратили внимания. И добавила: — А когда я скажу «прыгайте!» вам нужно прыгнуть изо всех сил, словно сам чёрт гонится за вами, потому что, собственно, так оно и будет.

Вонь внезапно стала просто невыносимой. В мозг Тиффани словно ударили кувалдой чистой ненависти.

«Кровь застыла, пальцы лёд, Что-то страшное грядёт, — подумала она, вглядываясь в ночной сумрак. И мысленно добавила: — В ушах звон, в носу свербит, Что-то злое к нам спешит». Это последнее — чтобы не бормотать себе под нос, сканируя дальний край поля на предмет какого-нибудь движения.

И вот, там появилась чья-то смутная фигура.

Плотно сложённый человек шёл к ним через поле. Он двигался медленно, однако постепенно увеличивал скорость. В движениях была заметна неловкость. «Когда он завладевает чьим-то телом, то поглощает и душу, делает её своей частью. Нет выхода, нет спасения». Вот что ей говорила Эскарина. В твари, чьи мысли так воняют, нет ни капли добра, никакой надежды на искупление.

Тиффани стиснула руки всё ещё спорящей парочки и бегом потащила их за собой. Этот… монстр находился между ними и замком. И двигался медленнее, чем Тиффани ожидала. Она рискнула бросить на него ещё один взгляд, и заметила блеск металла у него в руках. Ножи.

— Скорей!

— Моя обувь не приспособлена для пробежек, — указала Летиция.

— У меня голова болит, — ныл Роланд.

Тиффани тащила их к центру поля, игнорируя все жалобы, а также высокие сухие стебли кукурузы, которые цеплялись за одежду, путались в волосах, царапались и кололи ноги. «Бег» троицы скорее напоминал ленивую трусцу. Тварь упорно преследовала. Если они повернут к замку, к безопасности, существо перехватит их…

Впрочем, ему тоже было непросто бежать, и Тиффани гадала, можно ли заставить тело преодолеть собственные возможности, если ты не чувствуешь его ужасную боль, не ощущаешь горящих лёгких, не слышишь грохота сердца и треска костей? После долгих увёрток миссис Пруст рассказала, ей, наконец, что творил Макинтош. Рассказала шёпотом, словно сами эти слова могли загрязнить воздух. По сравнению с таким кошмаром, что значит убийство маленькой певчей птички? Однако именно оно почему-то засело в мозгу, как самое непростительное преступление.

Нет прощения за удушенную песню. Нет искупления за убийство надежды во тьме. Я знаю тебя.

Ты — то, что шептало в ухо Пусту, когда он избивал свою дочь. Ты — первый аккорд злой музыки.

Ты выглядывал из-за плеча человека, подобравшего первый камень. Я думаю, ты — часть нас, и поэтому мы никогда от тебя не избавимся насовсем, но зато мы можем превратить твою жизнь в ад.

Нет прощения. Нет искупления.

Бросив взгляд назад, Тиффани увидела, что призрак стал ближе, теперь можно было разглядеть его лицо. Она удвоила усилия, волоча уставшую и сопротивляющуюся парочку по стерне. Собравшись с духом, она просипела:

— Посмотрите на него! Посмотрите на это! Вы хотите, чтобы оно нас догнало?

Раздался короткий вскрик Летиции и стон внезапного протрезвления её будущего мужа. Покрасневшие глаза невезучего Макинтоша были широко распахнуты, рот кривила застывшая яростная улыбка. Тварь попыталась было сократить разрыв, но жених с невестой нашли в своём страхе источник новых сил: теперь уже они тащили Тиффани за собой.

Они просто мчались наперегонки по полю. Теперь всё зависело от Престона. Как ни странно, Тиффани ощущала уверенность. «Престону можно доверять», — подумала она, но тут позади раздался жуткий всхлип. Призрак погонял чужое тело всё яростней, и её даже послышался отчётливый свист длинных ножей, рассекающих воздух. Теперь всё зависело от правильного выбора нужного момента. Престону действительно можно доверять. Он же всё правильно понял, не так ли? Ну разумеется, так. Она верила в Престона.

Позже она вспоминала только тишину, нарушаемую лишь треском кукурузных стеблей, тяжёлым дыханием Летиции с Роландом, да жутким сипением их преследователя. Но тишина была внезапно нарушена голосом Лукавого у неё в голове.

Ты готовишь ловушку. Дрянь! Думаешь, меня так легко опять обмануть? Маленькие девочки, играющие с огнём, получают лишь ожоги, и ты будешь гореть, о, я обещаю тебе, ты будешь гореть. Где тогда окажется гордость ведьм! О, сосуды греха! Служанки бесчестия! Осквернительницы всего святого!

Тиффани не сводила глаз с дальнего края поля, по её щекам текли слёзы. Она не могла их остановить. Казалось, эту гнусь невозможно выгнать из своей головы; она просачивалась, словно яд, капая в уши и растекаясь огнём под кожей.

Свист рассекаемого ножами воздуха заставил беглецов удвоить усилия, но так не могло продолжаться долго. Что там, виднеется впереди? Неужели Престон? А кто тогда стоит рядом с ним? Похожа на старую ведьму в остроконечной шляпе. Под взглядом Тиффани, фигура ведьмы словно растаяла в воздухе.

Внезапно вспыхнул огонь, и Тиффани услышала треск, с которым он расцвёл пред ней, словно рассвет, яркие точки искр добавились к звёздам на небе. Ветер дул сильно, и она снова ощутила мерзкий голос у себя в голове: Ты будешь гореть. Ты будешь гореть!

Ветер дул, огонь полыхал, и стена пламени неслась им навстречу со скоростью ветра. Тиффани взглянула вниз, и увидела, что зайчиха вернулась: теперь зверёк без видимых усилий бежал рядом; зайчиха взглянула на Тиффани и прибавила ходу, лапы мелькали, она неслась прямо к огню, бежала изо всех сил.

— Бегите! — велела Тиффани. — Огонь вам не повредит, если будете делать, как я скажу! Бегите быстро! Роланд, беги ради Летиции. Летиция, беги ради Роланда.

Огонь был уже прямо перед ними. «Мне нужна сила, — подумала Тиффани. — Мне нужна власть». И вспомнила слова Нянюшки Ягг: «Мир меняется. Мир течёт. В этом власть, девочка моя».

Свадьбы и похороны — время силы… да, свадьбы. Тиффани ещё крепче вцепилась в руки своих друзей. И вот, она пришла. Ревущая стена огня…

— Прыгайте! — скомандовала Тиффани.

И, когда они прыгнули, выкрикнула:

— Прыгай, шлюха, скачи, негодяй.

Они взмыли в воздух, и тут огонь добрался до них.

Время застыло. Внизу мелькнул кролик, спасающийся от огня. «Он всегда бежит прочь, — подумала Тиффани. — Он бежит от огня, но огонь его настигнет. Потому что огонь движется гораздо быстрее, чем тело из плоти и крови».

Теперь Тиффани парила в воздухе, окружённая шаром жёлтого пламени. Мимо стремительно