— Возьми одну из этих снотворных пилюль, что прописал мне доктор, — предложила Сара. — Они очень мягкие и вряд ли повредят тебе. Мне же они помогают успокоиться и спокойно уснуть.
— Пойдем, — решительно произнес Хол, задвигая свой стул. — Я поднимусь с тобой.
— Спокойной ночи, Боб, Сара, — еле слышно сказала Дженни.
— Сын, ты не назвал нам имена людей, с кем можно было бы связаться в Мексике, — напомнил Холу отец.
— Я еще не ухожу. Я скоро вернусь. Подождите минутку.
Дженни и Хол вместе поднялись по лестнице. Наверху он на секунду остановился около родительской спальни:
— Хочешь снотворное?
— Думаю, да. Боюсь, что иначе проворочаюсь всю ночь.
Он оставил ее и вернулся спустя несколько минут, держа на ладони две маленькие розовые таблетки.
— В инструкции на бутылочке было сказано одна или две. Думаю, тебе следует принять две.
Они вошли в ее спальню, и Дженни зажгла ночник. Кейдж был прав. Как только она переехала в этот дом, ее комната действительно превратилась в покои сказочной принцессы. К сожалению, у Дженни практически не оставалось выбора в вопросе убранства ее интерьера.
Даже когда несколько лет назад Сара решила, что пришло время изменений, ненавистные Дженни занавески в мелкую голубую крапинку сменились такими же в белый горошек. Комната казалась слишком детской, в ней, на вкус Дженни, было слишком много оборочек и рюшек. Но она не хотела обидеть Сару, оскорбив ее представления о мире. Она лишь надеялась, что, как только они с Холом поженятся, ей будет предоставлена большая свобода выбора в создании интерьера их спальни. Не было даже и разговора об их переезде в другой дом, поскольку все понимали, что, как только Боб уйдет на пенсию, его место займет Хол.
— Возьми свои таблетки и надевай пижаму. Я укрою тебя одеялом. — Дженни оставила Хола стоящим в центре комнаты и проскользнула в ванную, где, как ей и было велено, проглотила две таблетки. Однако она не стала надевать пижаму. Она облачилась в соблазнительную шелковую ночную рубашку, которую тайком приобрела для такого случая, как сейчас.
Дженни оглядела себя в зеркале и попыталась сосредоточиться, чтобы исполнить то, о чем с ней говорил Кейдж. Она не хотела, чтобы Хол уезжал. Это была опасная, глупая миссия. Да даже если и не так, их свадьба опять откладывалась. Какая женщина останется к этому равнодушной?
Дженни не покидало предчувствие, что от сегодняшней ночи во многом зависит ее будущее.
Она обязана отговорить Хола от поездки, иначе ее жизнь навсегда изменится. Она должна вступить в эту опасную игру, где ставкой было все или ничего. И она собиралась использовать старейшее известное женщинам средство.
— Господь благословил ночь Руфи и Вооза[3]. Дженни чувствовала, что сейчас может произойти нечто подобное.
Однако у Руфи не было ночной рубашки, тесно облегающей ее обнаженное тело. Дженни ощущала, как грешно и соблазнительно струятся и переливаются складки, обволакивая ее юное тело. Тончайшие, словно струны скрипки, бретельки поддерживали лиф с низким вырезом, подчеркивающим грудь. Жемчужного цвета рубашка с изящной отделкой не оставляла без внимания ни малейшей детали ее фигуры, ниспадая легкими складками на бедра. Невесомые оборки приятно холодили тело при малейшем движении.
Она добавила несколько капель нежных цветочных духов, провела щеткой по волосам. После того как все было готово, Дженни на секунду крепко зажмурила глаза, призывая всю свою храбрость, чтобы открыть дверь. Прежде чем распахнуть ставшую внезапно тяжелой дверь, она нащупала выключатель и нажала его, погрузив комнату в легкий полумрак.
— Дженни, не забудь о…
Что бы ни собирался сказать Хол, оно вылетело у него из головы, едва он ее увидел. Дженни была похожа на видение, одновременно неземное и чувственное, когда выскользнула босая из ванны и тихо закрыла за собой дверь. Свет ночника окутывал ее кожу золотым сиянием и подчеркивал силуэт ее ног, когда она двигалась.
— Что ты… Где ты взяла это… гм… одеяние? — изумленно пробормотал Хол.
— Я хранила его для особого случая, — нежно ответила она, подойдя к нему поближе. Дженни положила руки ему на плечи. — Думаю, сейчас он настал.
Он натянуто улыбнулся, едва касаясь руками ее талии:
— Возможно, лучше сохранить его до нашей свадьбы.
— А когда она случится? — Дженни прижалась щекой к открытому вырезу его хлопковой рубашки. На нем были надеты обычные рубашка и джинсы.
— Как только я вернусь. Ты же знаешь. Я обещал тебе.
— Ты обещал мне и раньше.
— И ты всегда относилась к этому с таким пониманием, — горячо ответил он. Его губы касались ее волос, а руки легко поглаживали спину. — На этот раз я не нарушу своего обещания. Когда я вернусь…
— Но это может занять месяцы.
— Возможно, — жестко произнес он, отклоняя ее голову так, чтобы видеть ее лицо. — Мне жаль.
— Я больше не хочу ждать, Хол.
— Что ты имеешь в виду?
Она сделала шаг ближе, загородив ему дорогу своим телом:
— Люби меня.
— Я люблю тебя, Дженни.
— Я имею в виду… — Она облизнула губы и словно бросилась в пропасть. — Возьми меня. Ложись со мной. Люби меня сегодня ночью.
— Дженни, — простонал он. — Зачем ты это делаешь?
— Потому что я в отчаянии.
— Не в таком, в какое ты вгоняешь сейчас меня.
— Я не хочу, чтобы ты уезжал.
— Я должен.
— Пожалуйста, останься.
— Это мой долг.
— Женись на мне, — прошептала она, прижавшись к его шее.
— Обязательно, после того, как все это кончится.
— Мне нужно подтверждение твоей любви.
— Оно есть у тебя.
— Тогда докажи. Люби меня сегодня ночью.
— Я не могу. Это будет неправильным.
— Для меня не будет.
— Будет. Для нас обоих.
— Мы любим друг друга.
— Поэтому мы должны чем-то жертвовать.
— Ты хочешь меня?
Вопреки себе, Хол прижал ее ближе и поцеловал в шею.
— Да, да. Иногда я мечтаю о том, как это будет — делить с тобой ложе, и я… Да, я хочу тебя, Дженни.
Он поцеловал ее. Его губы встретились с ее губами, его рука заскользила по шелковому изгибу ее бедра. Его язык едва преодолел влажный барьер ее губ, как столкнулся с ее языком, вопрошающим, жаждущим, зовущим. Он застонал снова.
— Пожалуйста, люби меня, Хол, — взмолилась Дженни, сжимая его рубашку. — Ты нужен мне сегодня ночью. Мне необходимы твои ласки, твои объятия. Мне надо верить, что все это на самом деле, что ты вернешься.
