— И всё-то было наоборот! — сказала она. — Старуха-то в поле справилась ещё получше старика, а вот старик-то в избе не справился! И печку растопить не сумел, и цыплят у него коршун потаскал, и опара у него из квашни ушла, и свинья у него в избу залезла да опару съела! Уж ты, дед, молчи лучше!
— Не любит, когда про старух правду говорят, — подмигнул дед и улыбнулся.
— Ну, а дальше? — спросила Таня.
— Ну, а дальше они помирились, устроили пир. Патоку с имбирём варил дядя Симеон, бабушка Арина кушала — хвалила, а дедушка Елизар все пальчики облизал. И я там был, мёд-пиво пил, по усам текло, а в рот не попало.
— Значит, ты облился весь?
— Весь облился.
— Ну, а дальше?
— А дальше — сказка вся, больше плесть нельзя. Сказке — конец, а нам с тобою берёзовый ларец, в ларце плошки, да ложки, да губные гармошки…
По улице шёл дядя Матвей. Он издали поздоровался с дедом и сказал с улыбкой:
— Эва, хомутов-то набрал! Видно, у тебя лошадей много.
— Все мои, — ответил дед. — Полна конюшня!
Таня поглядела на деда: как это так — все лошади его?
— Эй, дедушка, — сказала она, — ты и вправду что-то не так говоришь: лошади-то не твои, а колхозные!
Солнце спускалось всё ниже да ниже. Докатилось оно до леса, посветило ещё немного и спряталось за ёлки.
Сумерки вошли во двор. Трава стала влажной и прохладной, и закрылись на ночь алые цветы мальвы.
За околицей послышалось блеянье овец и мычанье коров.
— Скотину гонят, — сказала Тане бабушка. — Встречать помогай!
Первой во двор вошла корова Милка, большая, белая, рога калачом. Важно, ни на кого не глядя, прошла Милка в свою закутку. Она знала, что там приготовлена ей свежая трава.
Вслед за коровой вошла тёлочка Нежка. У Нежки жёлтая спина, а ноги белые, будто в чулочках. Она как вошла во двор, так и начала мычать. Это значит: давайте ей пойла.
Бабушка вынесла ей пойло, а Таня стала загонять овец. Овцы прибежали гурьбой. Они очень боялись отстать друг от дружки. Бабушка закрыла в овчарнике овец, водворила на место тёлочку и ушла в избу.
На дворе сразу затихло.
Вот и дедушка убрал лошадей, идёт домой. Вошёл дедушка во двор, остановился под тополем.
— Эко пахнет как! — сказал он. — Как вечер, так это дерево будто мёд на землю проливает!..
Засинело на улице. Тоненький светлый месяц заглянул в окна. Мать взяла подойник, зажгла фонарь и сказала Тане:
— Пойдём со мной, дочка. Запоздала я сегодня корову доить, посвети мне.
В коровнике тепло и как-то дремотно. Пахнет свежей травой, соломой. Шуршат овцы в овчарнике, корова жуёт жвачку и сердито сопит: и что это её нынче не Доят так долго?
Наверху, на насестах, сидят куры. Они сидят бок о бок, прижавшись друг к другу мягкими перьями. Вот одна пошевелилась во сне, уронила пёрышко. А петух увидел огонёк, поднял голову и смотрит на Таню.
Таня держит фонарь, а от фонаря и свет и тени. Длинные тени, до самой крыши. Покачаешь фонарь — и они качаются.
Вдруг Таня перестала качать фонарь и затаила дыхание. В сумеречном свете фонаря она увидела какого-то зверька. Этот зверёк, серый, с длинным хвостом, бесшумно лез вверх по столбу на овчарник.
— Мамушка, — прошептала Таня, — гляди, кто на овчарник-то полез!
Мать подняла голову. Зверёк уже убежал. Но мать успела увидеть его.
— А, так вот это кто яйца таскает — крыса! — сказала она. — Ну хорошо же. Вот мы завтра поставим капкан — так она живо забудет, как по гнёздам лазить!
Бабушка процедила парное молоко, налила Тане полную кружку. Таня съела с молоком ломоть чёрного хлеба и вышла на крыльцо. На крыльце лежал Снежок. Увидев Таню, он застучал хвостом, обрадовался.
— Миленький! — сказала Таня и уселась возле Снежка. Она обняла его за шею и прилегла головой к его длинной белой шерсти, в которой плотно засели репьи.
Глаза у неё закрывались. От Снежка пахло псиной, но он был мягкий и тёплый, и Тане возле него было очень уютно…
Чуть слышно шелестели берёзы над крыльцом.
Тёплый ветерок приносил свежие лесные запахи.
Откуда-то издалека слышались ей голоса матери и бабушки, звякала посуда на столе…
«Ужинать собирают», — подумалось Тане.
И вдруг Снежок повернулся к ней и прошептал ей на ухо:
«А знаешь, твоя кукла там, в траве, лежит, возле кустиков… Я тебе её принесу завтра…»
Вышла мать на крыльцо — звать Таню ужинать.
— Глядите-ка, — сказала она, — наша Татьянка, никак, вместе со Снежком уснула!
Она взяла Таню на руки, раздела её, уложила в постель и опустила полог.
Снег идёт
Вот и лето прошло… Глубокая осень стоит на дворе. Листья облетели с деревьев, цветы засохли, трава пожелтела. Не поют птицы в лесу, не шумят жнейки в поле, не пылят по дорогам машины, тяжело груженные хлебом, — урожай убран с полей. Только слышно, как с утра до вечера шумит молотилка на колхозном гумне и в два голоса наперебой стрекочут веялки.
Утром мать втащила в избу большое деревянное корыто, а дедушка наточил сечки. Таня обрадовалась:
— Капусту рубить!
Дедушка взял топорик и пошёл в огород подрубать кочаны. Таня сказала:
— Я тоже пойду в огород. Я помогать буду!
— Иди помогай, — сказала мать, — только оденься получше. Помогай и за себя и за меня, потому что мне некогда с вами капусту рубить — я на молотьбу ухожу.
Таня оделась. Заправила со лба под платок светлые завитушки и побежала в огород. Пусто было в огороде: ни морковки, ни огурчика. Только большие растрёпанные кочаны сиротливо сидели на грядках.
— Дедушка, уж им тут стало скучно, — сказала Таня, — морковка — в подполе, и репа, и картошка лежат себе там, а кочаны живут здесь одни, и на них ветер холодный дует!
— А вот мы сейчас их тоже отсюда уберём, — сказал дедушка. — Я буду подрубать, а ты в кучку
