рубахе, накрывшись одеялом до пояса. Никому даже не пришло в голову считать ее вдовой. Раньше брак был им взаимовыгоден, благодаря тому что супруги отвечали за разные сферы жизни: она брала на себя ночи и все неприметные дела, а ему доставались дни и работа у всех на виду. Без Пере ей было трудно уразуметь, что делать с землей. Урожай сгнил в полях.
Она сжалась было в комок под одеялом и в эту самую минуту услышала стук в дверь. Тук, тук, БАХ! Адорасьо прислушалась. Собаки не залаяли, значит, это, наверное, ветер. Стук повторился, на этот раз — более настойчиво. Бум, бум, БУ-УМ! Она на ходу накинула шаль на плечи и сбежала по ступеням, собирая распущенные волосы в пучок.
— Кто там? — спросила она, не отодвигая засова.
— Открывай быстрей, дура!
Муж вернулся домой без мешка. На нем был тот же самый шерстяной пиджак и те же самые брюки, но вся одежда была чистой и глаженой. Адорасьо стояла у двери и не спускала с него взгляда, по-прежнему держась за засов.
— Ты что, все позабыла, что ли? — спросил Пере Пике, злой как черт. — Два слабых удара подряд, а потом один посильнее, два слабых удара подряд, а потом один посильнее! Закрой дверь, а то холодно мне!
Он потер озябшие руки. Ему пришло было в голову разжечь огонь в камине, но он побоялся, что дым сможет его выдать. Жена разогрела тарелку супа с лапшой. Пере уселся за стол и взялся за ложку — его движения были такими же быстрыми и четкими, как всегда. Он всегда ел так, не сообразуясь с правилами хорошего тона: слишком низко склоняясь над тарелкой и чересчур быстро. Поскольку муж не говорил ни слова, Адорасьо принялась чистить бобы. И только когда он наклонил тарелку, подбирая остатки лапши, жена осмелилась спросить его, что же было там, в глубине леса.
— Ну, люди, — ответил он, не глядя на нее. Потом Пере отставил тарелку и задрал голову вверх, словно нюхал воздух: в этот час раньше всегда пел петух.
— Ну конечно, красные у нас всех курей порастащили, правда? Ну и скверный же это народ. Так я и думал. Ты хоть табак-то припрятала?
Жена принесла ему кисет с табаком и папиросную бумагу. Пере приготовил себе самокрутку и спросил, часто ли за ним приходили. Адорасьо рассказала ему, что они и до сих пор наведываются и приходят, когда им в голову взбредет.
— Так я и думал и пришел только затем, чтобы ты увидела, что я цел и невредим, и не слишком сокрушалась, — сказал он, устремив взгляд вдаль.
Адорасьо рассказала мужу, что священник куда-то исчез, одни гражданские гвардейцы стали солдатами, а другие нет, и что некоторые люди стали лишними. Столяр лишним не оказался, но и годен ни на что особенно не был, так его отрядили заведовать библиотекой.
— Ну, а военные что делают?
Жена объяснила ему, что Дуррути не удалось войти в Сарагосу, но военные закрепились там надолго.
— Черт тебя дери, — проворчал Пере, — выходит, что это не шутка, а настоящая война.
Он прихватил с собой свечу, поднялся по лестнице в спальню и посмотрел на улицу, прижав ладони к оконному стеклу. Потом, не теряя времени на поцелуи, овладел ею, но против обыкновения не задул перед этим свечи. Это означало, что ему хотелось поговорить с женой — тонкости супружеских отношений познаются с годами.
— И что ж, эти люди — такие, как мы? — спросила Адорасьо.
— Да, — ответил он и прикурил сигарету от свечки.
Жена смотрела на него, прижавшись щекой к подушке. Пере делал затяжку за затяжкой, словно на протяжении всех месяцев разлуки скучал больше по махорке, чем по своей супруге. Потом он обернулся к ней и увидел ее широко раскрытые глаза.
— Как мы, только на лягушек похожи.
Адорасьо, чей взгляд по-прежнему выдавал крайнюю степень изумления, схватила мужа за руку, свободную от сигареты. Она прекрасно знала, что ее муж не отличался красноречием. Пере сначала несколько минут вертел головой, словно пытался поймать какие-то мысли, которые ускользали от него, точно ослепшие бабочки, но потом, когда на какой-то миг показалось, что он уже отчаялся собраться с мыслями, он вдруг заговорил.
Из его рассказа выходило, что стоило тебе пройти лес насквозь, как ты попадал в другую рощу, но только уже не сосновую. Ту рощу тоже окружали поля, но росли на них не пшеничные колосья, а какие-то овощи, похожие на морковь, которая при этом росла не корешком вниз, как ей положено, а наоборот, вверх. Угодья эти принадлежали семье, жившей на хуторе, в доме, по форме напоминавшем артишок, а в размерах не уступавшем дому Пике. Проживали в нем господа лягушаны — как мужчины, так и женщины. У них не было ни носов, ни волос, ни ушей, а на шее, по бокам, виднелись пластинки, которые покрывали ее, подобно черепице. Пластинки дрожали в такт дыханию этих существ. А вот глаза-то у них были большие и круглые, словно два персика, с желтыми зрачками. Поначалу могло показаться, что они с тебя глаз не сводят, но это было потому, что у всех господ лягушанов, как у мужчин, так и у женщин, было по три пары век. И закрывали они глаза всеми тремя веками, только когда спали, как мы это делаем.
Адорасьо устремила взгляд к потолочным балкам.
— А в Бога они верят?
Этот вопрос обескуражил Пере Пике.
— Ты что, хочешь знать, ходят ли они в церковь?
— Да.
Он пожал плечами:
— Они же не из нашего мира, мы и не говорили про церкви. Мне кажется, нету их там. Есть только дома, похожие на артишоки, и такие же зеленые, как артишоки и как кожа у господ лягушанов.
Жена спросила его, на каком же языке говорили эти господа лягушаны. На этот раз Пере рассердился по-настоящему:
— Вот пристала! Ну на каком же языке они должны говорить по-твоему? На своем и говорят!
— Тогда как же вы друг друга понимаете? — спросила Адорасьо вкрадчивым тоном.
Обычно, видя такое раздражение мужа, она поворачивалась к нему спиной и делала вид, что спит. Раз сейчас она продолжала разговор, это означало, что ее одолевало любопытство. Годы супружеской жизни учат мужчин понимать своих жен.
— Люди-лягушки говорят очень быстро и думают, что это мы говорим очень-очень медленно. У господина лягушана котелок неплохо варит, и он уже знает много слов нашего языка, которым я его учу. Так и разговариваем.
Пере поуспокоился, но стоило Адорасьо спросить его, чем же он занимался целый день в этом лягушачьем краю, как он опять вскипел:
— Что за дурацкий вопрос! Хоронюсь в винном погребе дома-артишока! Куда же мне еще податься? В полях господ лягушанов полным-полно всякого лягушачьего отродья! Коли они меня увидят, то неизвестно, что со мной сделают. Ну сама посуди, что бы ты сделала, если бы тебе встретился господин лягушан в окрестностях Торре-дель-Компте? Да его просто палками забили бы насмерть, это уж точно.
Пере спал всю ночь крепким сном, а его жена не смогла сомкнуть глаз. Еще до восхода солнца он собрался уходить.
— Не поймают меня эти красные. Да ты не беспокойся, я прихватил с собой карты, и господин лягушан уже научился играть в дурака, так что мне не трудно время коротать.
Он открыл дверь и осторожно выглянул наружу, посмотрел направо и налево, а потом побежал пригнувшись в сторону леса. Когда Пере готов был уже погрузиться в облако, он вдруг услышал крик Адорасьо. Он выругался: „Чертова баба, чего ей еще в голову взбрело“, — но жена уже бежала за ним.
— Возьми-ка для господина лягушана и его жены, — сказала она и сунула ему под мышку три колбасины.
Муж стал отказываться: там, в лягушачьих краях, не было войны и еды всем с лишком хватало, но тут Адорасьо впервые подняла голос на мужа:
— Небось и там никто еду-то задаром не дает; неужели ее там зарабатывать не надо? Как ты можешь
