приходится держать вдвоем, чтобы он не улетел, они прогуливаются по берегу. Пройдя несколько метров, останавливаются перед бушующим океаном. Дедушка подтягивает слишком длинный рукав плаща и берет за руку бабушку. Несколько минут они стоят молча, а я подношу чашку поближе к лицу, чтобы теплые завитки пара согрели мой покрасневший от холода нос.
Бабушка наклоняет голову и нежно кладет ее дедушке на плечо. Я протираю рукавом запотевшее стекло и вижу, как он целует ее в лоб и прижимает к себе.
Мне кажется, они оба закрывают глаза.
Я с изумлением понимаю, что бабушка с дедушкой по-прежнему влюблены друг в друга. Оказывается, можно быть старым и все равно любить. Тогда, в двадцать лет, мне стало ужасно неловко при этой мысли.
Но сегодня я смотрю на вещи по-другому. Такое ощущение, словно, стоя перед разбушевавшимся океаном, они оглядываются на прожитую жизнь, вспоминают все тяготы, перенесенные вместе. Им хорошо оттого, что они сейчас на берегу, вдали от волн и опасностей, в надежном укрытии своей любви. И они знают, что победили.
Теперь можно наслаждаться счастьем и теплом, которое они дарят друг другу. Единением, которое я никогда не смогу понять.
Любовью всей жизни.
Темнота.
Я собирался вспоминать только радостные эпизоды, но вот закрываю блокнот и снова чувствую, как по щеке катится слеза. Я быстро смахиваю ее в надежде, что никто не заметил. Странно, в последнее время я часто плачу, а ведь раньше со мной этого практически не случалось.
Как повезло бабушке с дедушкой… Наверное, такая привязанность существовала лишь в старину. Теперь человеческой любви хватает на несколько лет, а потом чувства улетучиваются — медленно, как пар, поднимающийся от чашки с горячим шоколадом. И ты этого даже не замечаешь.
Смогу ли я через тридцать или сорок лет любоваться океаном, держа за руку близкого человека?
И кому я хотел бы протянуть свою сухую, морщинистую руку?
Передо мной возникает лицо Клариссы. Удивительно, что я подумал именно о ней. Казалось бы, что у нас общего? Всего одна ночь, которую я даже не помню. Есть, правда, еще кое-что: ужин у нее дома, ежедневные встречи на работе…
Надоело. Я хочу знать наверняка. Завтра же поговорю с ней, попытаю счастья. Если она откажет, хотя бы все будет ясно. Все-таки мне уже не двадцать, пора взрослеть.
Итак, как только она войдет, я возьму ее за руку и приглашу пообедать вместе. Она, конечно, поймет намек, и если я ее не привлекаю, у нее будет несколько часов, чтобы придумать вежливую отповедь.
Да, так я и сделаю.
— Здравствуй, Кларисса!
Она проходит мимо, не удостоив меня даже взглядом.
— Кларисса!
Ни слова. Я иду следом, захожу в ее кабинет и закрываю дверь.
— Что-то не так?
— Все не так. И ты прекрасно знаешь почему.
— Нет, объясни!
— Ах, так? Тогда скажи сначала, что ты об этом думаешь.
— О чем?
— Вот об этом.
Ее палец тычет мне в грудь.
— Что? Ты имеешь в виду мое сердце?
— Не сердце, а внутренний карман пиджака. Так называемый блокнот для записей.
— Все равно не понимаю. О чем ты?
— О словах, которые я в нем написала!
— Ты открывала его?
— Да, когда мы обедали и ты ушел платить! А я-то считала тебя тактичным… Ладно, ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду!
— Нет, правда!
— Хочешь сказать, что с тех пор не открывал его? Или ты держишь меня за идиотку? Ты же постоянно крутишь в руках этот проклятый блокнот! И у тебя хватит совести заявить, что не читал то, что я написала?
— Ты писала в моем блокноте?
— Да, на пятой странице! И пожалуйста, прекрати валять дурака!
Я открываю блокнот на пятой странице. Кларисса бледнеет…
— Не может быть…
— Что?
— Ты стер мои слова? И даже написал что-то сверху?
— Кларисса, я ничего не стирал, я…
— Дай!
— «Моя первая попойка»? Ты не только все стер, но еще и написал этот бред?
— Кларисса, послушай…
— Ты меня совсем не уважаешь… ты… ты…
Она не смогла закончить фразу. Ее голос задрожал, и она расплакалась. Как объяснить? Я встаю и пытаюсь обнять ее, но она отталкивает меня.
— Кларисса, не обижайся, я…
— Не трогай меня!
— Я мог бы объяснить, но ты все равно не поверишь. Я ничего не стирал. Скажи хотя бы, что там было написано?
— Ты правда хочешь знать? Там было написано: «Я люблю тебя…» Удивлен? А что еще я могла сделать? Снова наброситься на тебя, как в первый вечер? Я никогда прежде не осмеливалась так открыто демонстрировать мужчине свои чувства, и, поверь, это далось мне нелегко. Но прошло столько времени, а ты никак не ответил. Я пригласила тебя на ужин…
— Это был потрясающий вечер, честное слово!
— Не такой уж и потрясающий, раз ты не удостоил меня ответным приглашением. Очевидно, мне нет места в твоем мире!
— Все из-за того, что я сейчас живу не один!
— А, твой пресловутый кузен…
— Кларисса, все очень сложно…
— Напротив, все предельно просто! Я раскрылась перед тобой, а ты… ты ничего не сделал.
— Кларисса, я не осмеливался. Сам не знаю почему. Но я все обдумал и понял…
— Поздно. Моя любовь исчезла, как та запись в блокноте. Забавно, тебе не кажется?
— Кларисса… Я…
— Видишь, тебе даже нечего сказать… Отпусти мою руку и дай мне уйти. Дай мне уйти!
Я позволил ей уйти. Со своей нелепой правдой я выглядел бы идиотом. Как объяснить исчезновение этой записи? Признаться, что блокнот волшебный и только я могу писать в нем? Немыслимо. Значит, я снова один.
«Я тебя люблю». Кларисса написала: «Я тебя люблю». Не может быть. И мой чертов блокнот стер именно то, что я больше всего хотел увидеть.
Конечно, я понимаю Клариссу. Теперь моя задача — найти более-менее рациональное объяснение,
